Николай Самохин - Мешок кедровых орехов

Но их «чокнутость» можно было как-то объяснить: судьбой, жизненными потрясениями, общественными катаклизмами, свидетелями которых, а возможно и жертвами, они были.

Мальчик же был «завернут» на бескрылой, тусклой, филистерской идее: особняк, машина, послушная жена в чистом передничке… И ради всего этого — готовность на любой труд: пусть нечистоплотный, пусть даже потогонный… Почему именно эта идея угнетала столь юный ум? Откуда, из какого такого эфира просочилась?.. Ведь совсем иным напряжением гудел тогда эфир.

С тех пор прошло двадцать лет…

Стае Подбельский недавно разбил четвертую машину, на этот раз «Волгу». Новенькую. Разбил очень убыточно, в свой карман. Он и раньше их колотил, но как-то так ловко, что платили за ремонт всегда другие. А на этот раз опростоволосился. Стае возвращал с загородной прогулки, имея на борту даму — то ли старую знакомую, то ли, наоборот, новую. Возвращались они рано утром в понедельник — знакомой надо было успеть на работу. Туман еще не рассеялся, и асфальт, после ночной росы, окончательно не просох. В одном месте дорогу им вздумали перебежать лоси. Семейство — бык и коровка. Стас прижал и озорно забибикал: хотел повеселить даму. А бык — матерый зверина — вдруг поскользнулся на влажном асфальте, упал на бок… У «Волги» поотлетало все: капот, крылья, внутренности. Лось же, сволота, вскочил как ни в чем не бывало и убежал в лес. Возможно, соскочил он вгорячах и побежал, как говорится, умирать, но все равно — счет ему, ни живому, ни мертвому, теперь не предъявишь.

А бывший наш главный редактор в прошлом году купил машину. «Ладу». Кстати, у Подбельского же и купил — после того, как Стасу на бензозаправке слегка помяли дверцы, а он исхитрился выторговать за это полторы тысячи компенсации. Ну, редактор-то знал, что машина исправна: они с Подбельским соседи по дачам, и Стас, конечно, не стал бы подсовывать бывшему шефу труху. Просто у него такой характер — он сам до первой заплатки ездит. А потом уже не может сесть за руль, у него все внутри сопротивляется.

Редактор купил машину, но ездить на ней не может. Пока он рос до нее, пока тянулся, экономил копейку — подкрались годы и болезни. Редактору не выдали права. «Сбылась мечта идиота», — грустно усмехнулся он. Раз в полгода к редактору приезжает шурин из города Кременчуга — специально берет неделю без содержания — и возит его на рыбалку. Редактор же из своей персональной пенсии оплачивает шурину дорогу туда и обратно.

А я сижу на крыльце особняка. Ну, особняк — не особняк, однако жить можно: две комнатки, верандочка да сверху еще надстройка — вроде мансарды. Терпимо, в общем.

Я сижу, отдыхаю. Вернее, жду, когда выветрится чувство собственной неполноценности, которое всегда охватывает меня на дачной дороге. Дело в том, что я пока безмоторный и хожу от магистрали до ворот нашего кооператива пешком. Если, конечно, не еду на такси. Я иду, сутулюсь, а справа и слева от дороги — особняки, особняки, особняки. И возле них — машины, машины, машины… Машины обгоняют меня, но я не оглядываюсь, хотя многие владельцы их мне знакомы. По крайней мере, в лицо. Здесь, на дороге, мы не равны и стараемся не подчеркивать этого неравенства. Если я оглянусь и кивну, мой кивок можно будет расценивать как просьбу подвезти. Я сразу превращусь в бедного студента-автостопорщика. А я давно не бедный студент, я, может быть, принципиальный противник автомобилизма. Поэтому я отворачиваю закаменевшее лицо в сторону. И они, издалека завидев мою спину, каменеют лицами.

Вот там, на территории нашего поселка, на своих шести сотках, мы сравняемся: когда я разгружу сумки и буду, заложив руки за ремень, прогуливаться меж грядок; и они, заглушив моторы, будут прогуливаться меж грядок. Мы станем оживленно перекликаться, толковать про виды на урожай, не исключено даже, что кто-то к кому-то будет приглашен в гости, на чарку рябиновой — и так до воскресного вечера, когда, на обратной дороге, наши лица опять закаменеют.

Я сижу не один. Подошел сосед, кандидат химических наук, добрый приятель, — покурить за компанию. У соседа — «Москвич», он приехал раньше меня и уже успел наработаться. Тренировочные брюки его и ковбойка — в налипшей стружке. Даже на старенький беретик залетел ломкий желтоватый локон. Сосед с весны строит финскую баню, настоящую сауну, сейчас заканчивает отделочные работы.

— На этой неделе закруглюсь, — говорит он, сбивая пепел крепким плотницким ногтем. — У тебя куска жести не осталось? Хочу козыречек над трубой выкроить…