Николай Самохин - Прощание с весельем

Смелых не нашлось. Передний только, кому закрывали рот ладошкой, обиженно пробормотал: «Так бы и говорил сразу… А то понес… про овес».

У типа сильнее засмеялись глаза.

— Вот так, — сказал он. — Работаем… для народа. Выполняем указание: «Довести количество слабоалкогольных напитков»… Героически трудимся… не спим ночей… Поломки механизмов… несознательность отдельной части…

Вот гад! Мало ему, что влез нахалом и очередь усмирил — еще и откровенно изгаляется! У Володи привычно засвербило. Он стоял на предпоследнем изгибе очереди, как раз против окошка, и, когда оловянный взгляд типа мазнул по нему, задрожав животом, неожиданно для себя спросил:

— Ну?.. Механик, да? По металлу? По хлебу и по салу?.. А я депутат горсовета. И вот стою. Это как?

Тип уставился на него оценивающе. Даже серьезность промелькнула в глазах. Вроде поверил. А почему не поверить? Чем Володя не депутат? Вид не козырный? Ну и что? Вон у них в подъезде живет один… слесарь с авиационного завода, совсем заморыш, мышка белесая, — а депутат.

— Слуга народа? — спросил тип, близко наклонившись к Володе. Он, кажется, правда поверил, но до такой степени был налит закаменелой наглостью, что его и это не смутило. — Тогда стой. Стой… на страже интересов рабочего класса.

— Мужики! — закричал Володя. — Да он же смеется! Он же нас, как мелкоту делает… во все места! Вы что, не видите? Мужики!..

Никто не откликнулся. Вроде теперь это только Володино дело было. Вроде два ханыги между собой сцепились — и лучше не ввязываться, не мараться… Бывший комендант, любитель темного пива, смотрел под ноги… Интеллигент вообще отвернулся в сторону. Только мясистое ухо его жарко пламенело. У остальных, с кем только что вот так хорошо разговаривали, хохмили, глаза были пустыми.

«Вот это да! — ахнул Володя. — Его как щенка выбросили, как цуцика! Как мелкую сявку! Сразу и амбал-доброволец нашелся!.. Он, значит, шпана, рвань — с ним можно! А эту наглую харю — раз он из ОРСа или откуда там — не тронь?.. О, стоят! Прижали хвосты! Терпят… коллективную порку! И хоть бы хрен… Ну, дак молодец тогда этот. Правильно он их давит, тараканов!..»

И Володя, визгливо рассмеявшись, сказал типу:

— Мо-ло-дец! Так и надо! Давай, плюй им в рожи! Клади на них сверху сколько можешь! Молодец!

Тип с трудом выворотил из окна необъятную свою канистру, подмигнул Володе, как сообщнику: дескать, такой же я механик, как ты депутат, — и пошел.

— Ну? Наелись? — не унимался Володя. — Досыта? До отвала? И как оно на вкус? Что напоминает?.. Эх вы, тараканы! Дустом вас надо! Правильно говорится — дустом!

И тогда Володе сказали:

— Да заткнись ты! Чего развыступался?.. А то вылетишь отсюда, как пробка.

И за плечо крепко взяли.

Володя почувствовал: сейчас его вышвырнут из очереди. Во второй раз.

Тут у нас один товарищ от алкоголизма излечился. Причем без постороннего вмешательства: медицины, жены или общественности. Сам завязал. Настоящую фамилию его мы называть не будем. Ну, скажем, Иванов Иван Иванович. Хотя можно бы назвать и настоящую. Потому что он фактически-то алкоголиком не был. Просто время от времени выпивал. С лечебными целями. Пил он исключительно сухое вино. Считал, что оно ему от печени помогает — вымывает будто бы песочек. Он случайно однажды такой эффект обнаружил, а потом уж сознательно прибегал к этому средству. Как прижмет в правом подреберье — он сейчас в магазин, купит бутылку вина и выпьет почти залпом. Нанесет удар, как сам он это называл. К чести Иванова сказать, он никому свой метод не навязывал. Мне, мол, помогает, а вы глядите сами. Пейте водку, если она вам полезнее. А я уж сухое буду.

И пил. Его даже продавщицы заприметили и прозвище дали: Сухое Вино. Бывало, он только через порог, а какая-нибудь красавица уже кричит своей подружке: «Маруся! Твой Сухое Вино пришел!»

Но это раньше было, до того, как винные отделы в особые помещения переселили. Теперь-то, в этих закутках, посетителей уже не различают. Одно только мелькание рук через «бойницы». Туда — деньги, обратно — бутылки: мельк-мельк! Конвейер, одним словом.

Да… Так вот с этого разделения все и началось. Раньше Иванов алкашей разных как-то не замечал.

Да они и сами старались в тени держаться. Ну, представьте: стоит очередь — мамаши, бабушки, подростки. Кто за манной крупой, кто за подсолнечным маслом. А где-нибудь там, пятым-шестым, жмется товарищ за бутылочкой. И уж он, когда приблизится к продавщице, то не орет громко: «Водку» или там — «Вермут!». Он хриплым шепотом, иносказательно просит: «За рупь шестьдесят». В общем, была какая-то рассредоточенность.