Всеволод Кочетов - Секретарь обкома

— Я ведь ещё пишу, знаете, в свободное время, — сказал смущенно Владычин. — Очень много интересного вокруг происходит. Люди встречаются замечательные. Роман у меня не получится, знаю. А что-нибудь вроде «Записок партийного работника», думаю, и напишется… Тоже работка трудоемкая, большого времени требует.

Много острых проблем сейчас в жизни. Качественно момент новый. Социализм решительно побеждает. Но и капитализм изворачивается изо всех сил, даже хорошим людям засоряет мозги мусором индивидуализма. Пишу о таких, нестойких. О дачниках всяких, которые, понимаете, во что бы то ни стало хотят огородиться забором и отгородиться им от общества, от нашей действительности. О тех, которые клочок земли коллективного сада превращают в источник наживы, спекуляции, обираловки, которые были коммунистами, а стали кулаками. Смотришь на такого, глазам своим не веришь: да ты же Тит Титыч натуральный. А вместе с тем, вот движение ударников коммунистического труда. Потрясающей силы есть примеры. Люди уже сегодня хотят работать и жить, как предстоит жить и работать их детям, их внукам в коммунистическом обществе. Сидишь ночью, в тишине, в спокойствии, записываешь и о тех, и о других, и о третьих, обдумываешь, анализируешь, и самому многое становится яснее. Бумага и чернила не плохая вещь, Василий Антонович.

— Да, но при том условии, если голова на месте, — согласился Василий Антонович. — А то есть такие сочинители… — Он достал из стола одно из стихотворений Птушкова, принесенное на днях Огневым, и стал читать. — Таким, — сказал, закончив чтение, — и чернила с бумагой во вред.

— Птушков сочинил? — догадался Владычин. — Крутит головы девчонкам. Вот вам и ещё один из примрров. Рядом стоят — и коммунистический труд, и этот, на потребу обывателям старающийся, пиита.

Заговорили о писателях области, о художниках. Владычин почти всех знал. Баксанов, оказывается, выступал недавно в районе на партийной конференции. Оставил хорошее впечатление у партийного актива. Тур-Хлебченко в студия Дома культуры Машиностроительного завода помогает начинающим художникам. Молодой поэт Юрий Луков руководит литературной группой на химкомбинате.

— Творческие работники в городе сильные, — сказал Владычин. — Одна беда: размаху у них маловато. Покрупнее бы темы им брать. Это уж, я считаю, наша недоработка, Василий Антонович, недоработка горкома и райкомов. Не воодушевляем товарищей, не умеем зажечь их хорошей, волнующей темой. Ведь как Алексея Максимовича Горького умел зажигать Ильич!

— Ну, хватили, товарищ Владычин! — Василий Антонович даже руками развел. — То Ильич! То Горький!

— А пример-то и нам и писателям. Я, Василий Антонович, знаете, как считаю? Я считаю, что партия все может. Для нее невозможного нет. Честное слово! Но надо работать, надо формировать сознание людей. Скажу о себе. Был парнишка как парнишка, но довольно рано попал на общественную работу, — уже в школе комсоргом был. Потом война. Как говорят, испытание огнем, боевая закалка. Потом снова много общественной работы. Это определило и мировоззрение, и привязанности, и симпатии с антипатиями. Я не могу, например, не соизмерять все на свете с борьбой двух миров. Не могу быть посторонним наблюдателем. Смешно: сидишь в кино, какой-нибудь спортивный киножурнал смотришь… Вот недавно смотрел: международные соревнования по боксу. Гляжу, наш советский боксер побивает гедеэровского. Вроде бы и отрадно, наша берет, патриотизм, и так далее. А сидишь и думаешь: ну лучше бы ты англичанина или американца лупил. Ведь гедеэровец-то из социалистического лагеря, из нашего. Смешно, верно? А вот такое видение мира. Может быть, это плохо?

— Я не считаю. Но, наверно, есть и такие, которые скажут, что плохо, что вы не объективны.

— Вот поэтому, Василий Антонович, невозможно мириться и с тем, как работает Суходолов, — вдруг неожиданно вернулся к разговору Владычии. — Он, конечно, наш человек, очень каш. Но своей уклончивостью, топтанием на месте уже является изрядной помехой для социализма.

— Это вы хватили через край, дорогой товарищ. — Под Василием Антоновичем заскрипело кресло.

— Может быть. Но я смотрю на вещи с принципиальной точки зрения. И кроме того, она не только моя точка зрения, — так считают и парторганизация комбината, и вся районная партийная организация. Мое личное мнение можно было бы и отбросить.

— Подумаем, товарищ Владычин, подумаем, — уклончиво ответил Василий Антонович. Признаваться в своей неправоте, в том, что в истории с Суходоловым виноват только он один и никто другой, ему не хотелось. Но он понимал и то, что дело принимает такой оборот, когда его уже надо решать. А как решать? — это было ещё неизвестно, и поэтому беспокоило. Во всяком случае, он не считал себя вправе отдавать Суходолова на съедение. — Подумаем, — повторил. — В таких случаях спешка пользы не приносит.