Иван Шамякин - В добрый час

— Спасибо, Вася.

Странно, но у нее вдруг пропало желание быть одной. Напротив, теперь ей хотелось идти с ним вместе, рассказать ему о своих переживаниях, поделиться своим счастьем.

Она тихо засмеялась.

— Знаешь, я вышла, и мне показалось, что у меня выросли крылья, что я поднялась и полетела… Как ты меня только догнал?

Он ответил шуткой:

— Должно быть, ну меня тоже крылья выросли. Минуту шли молча, видно, каждый ждал, что заговорит другой.

— А ты это чудесно сказала — о крыльях. Вступая в партию, и в самом деле как будто получаешь крылья для орлиного полета. Скажи, ты думаешь о нашем завтрашнем дне?

— Думаю.

— Мы сегодня с Игнатом Андреевичем ходили и мечтали, какими станут наши края через несколько лет. Какие здесь будут урожаи!

Они вышли в поле. После обильных дождей, ливших с перерывами почти всю неделю, пошли в рост яровые, поднялась чуть ли не по плечо рожь. Высокими стенами сжимала она узкую дорогу. Днем прошел дождь, и земля под ногами была мягкая и влажная. Воздух был насыщен пьянящим ароматом ржаного поля. В небе заночевали низкие, мягкие, кое-где разорванные облака; сквозь просветы заглядывали на землю любопытные звезды. Ночь была безросная, тихая и тоже какая-то мягкая, как земля и небо.

— Ах, какое у вас жито, Василь! — Маша провела рукой по колосьям, и они чуть слышно зашелестели. — Любо поглядеть!

— Жито доброе. Но я показал бы тебе ещё лучшее. Приходи, много интересного увидишь.

— Насти боюсь, — засмеялась Маша. Он тоже рассмеялся.

— Для нее, кажется, кроме свеклы, ничего сейчас не существует… Страшно хочет стать героиней…

Маша вздохнула. Василь удивленно повернулся к ней, но, оглянувшись, понял, в чем дело. Они перешли межу, разделявшую земли их колхозов.

На земле «Партизана» тоже росла рожь, но даже ночью была заметна разница между этой рожью и той, мимо которой они только что прошли.

Василь после короткой паузы сказал: — Боюсь, что наше жито погонит в солому, а колос может быть никудышный.

Маша поняла, что он хочет как-нибудь утешить её, убедить, что у них в колхозе (это был участок не её бригады) рожь тоже неплохая. Конечно, значительно лучше, чем в прошлом году, — она сама это видела. Но ведь не такая, как в «Воле»!

Беседуя о видах на урожай, о делах в колхозах, они незаметно дошли до Лядцев и, не сговариваясь, повернули не к улице, а на стежку, которая вела задами, мимо огородов. Со стежки свернули на новую дорогу и опять вышли в поле, где на большой площади посеяна была картошка, а в низине — капуста. Они говорили о сенокосе, который вот-вот должен начаться, потом — о строительстве гидростанции, о Сокови тове, в тот день переехавшем в областной центр. Но ни слова не было сказано между ними об их чувствах и отношениях. Маша об этом и не думала. Она так свыклась с тем, что Василь — добрый друг, с которым всегда можно откровенно поговорить, поделиться мыслями, что эта ночная прогулка казалась ей вполне естественной.

Она заметила только, что Василь все время избегает го ворить о Максиме.

«Боится сделать мне больно, — подумала она. — Добрый мой друг, я уже ко всему привыкла, и у меня, кажется, все раны в душе уже зажили. Что бы ты о нем ни сказал — хо рошее или дурное, — ничто уже не тронет меня теперь».

Да, ни о чем не думала она до тех пор, пока не стала прощаться с Василем возле своего огорода.

Он первый показал ей на светлую полоску на востоке:

— Пора спать, Маша.

Тогда она вспомнила, что и прошлую ночь почти не спала.

— Пора.

— Доброй ночи, Маша.

— Доброго утра, Василь, — засмеялась она.

Он задержал её руку, сжал сильнее:

— Маша, встретимся завтра? — Завтра?

— Да. Давай тут же… Ладно?

— Ладно.

— До завтра, Маша, — он выпустил её руку и поспешно ушел.

Она стояла неподвижно и долго-долго глядела ему вслед, пока очертания его не растаяли в сумраке ночи. Глядела почти бездумно.

«Встретимся завтра… Здесь… Ладно? Ладно», — вспомнила его слова, свой неожиданный ответ, и вдруг молнией блеснула мысль — такая яркая, что она разом все осветила. Маша все поняла иа усмехаясь, подумала: «Пожалуй, пришел конец моей девичьей жизни». Но тут же испугалась этой мысли. Оглянулась: вдруг кто-нибудь подслушал? А в душе нее поднялась целая буря. Она сделала шаг и прижалась грудью к изгороди.

«Встретимся завтра… Ладно».

А имеет ли она право на эту встречу? Что скажут люди, Максим?.. Максим? А что он может сказать? Какое он имеет право что-нибудь сказать?