Сергей Заяицкий - Судьбе загадка

– Вы знаете, – кричал Баранов, беспрестанно вскакивая и снова садясь, – все эти годы я жил, как все жили! Я скитался по всей России, болел тифом… потом… Хотите, я вам расскажу все подробно?

– Конечно!

– Я в Сонечку влюблён с одиннадцатого года… Всякие эти прогулочки по переулочкам, балы да театры. Любил ужасно. Можете себе представить – я – химик – к гадалке ходил. Ревность. Ко всем ревновал. К вам тоже. Ведь вы тогда молодец были…

– Ну, уж ко мне…

– Был, говорю, в исступлении! Наконец сделал ей предложение. Отказ, причём сама чуть не в обморок… А тут война, а тут революция – одна, другая. А потом всех москвичей разогнали по всему миру. Пора, кажется, было бы образумиться, так нет. Еду, бывало, в теплушке и о ней мечтаю. А где она? Найди-ка! Ну, вот. Иду я раз вечером – дождь был, снег мокрый, – вижу, какая-то женщина к стене записочку приклеила. А тут издали автомобиль всю улицу осветил. Оглянулась – Сонечка! Можете себе представить, что я испытал! Меня не видала! Ей фонари прямо в глаза. Когда автомобиль проехал, её уже не было. Я подошёл к записке, зажёг зажигалку и прочёл:

Продаётся: самовар, шкаф, бюро красного дерева (старинное).

А как раз у этого бюро происходило наше решительное объяснение. Чудесное бюро. Я, конечно, всю ночь не спал. И жила-то она (адрес был указан) совсем близко! Должен сказать, что убожество её наряда поразило меня. Сам я, дурак, не пошёл – из гордости. Все-таки… после отказа… (Тут Баранов понизил голос.) Сосед мой, спекулянт, покупает всякие предметы и со мною советуется как с бывшим человеком. Ну, я и посоветовал ему купить бюро. Надо было поддержать её… Вечером возвращаюсь домой – на санках у подъезда – оно самое! Сердце у меня так и запрыгало. Очень я взволновался. Спекулянт в восторге. По дороге три человека продать просили, и какой-то бывший князь похвалил. Звал смотреть. Я сказал, что зайду после… неприятно все-таки, знаете… У него всякие сомнительные дамы бывают, а тут это бюро! Вдруг сам он ко мне стучится. «Смотрите, говорит, что я в бюро нашёл». Вижу – её рука… Читаю… Да вот оно… Выпросил в награду за рекомендацию хорошей вещи. Прочтите-ка.

Я прочёл:

«Не знаю, решусь ли послать это письмо. Люблю вас, но когда вижу вас, говорю совсем не то. Вчера я сказала вам „нет“. Не верьте… Не судите. С».

Баранов весь дрожал от волнения.

Вообразите, что со мной сделалось! Она, значит, тогда, глупенькая, мне по скромности девичьей отказала, а я, идиот, чем постепенно её к этой мысли приучить, обиделся и порвал! Ну, думаю, надо исправлять… Пошёл по адресу… и видите… (он счастливо рассмеялся) исправил…

– Я сейчас встретил в дверях Софью Александровну и, признаться, не узнал!

– Переменилась? Ну, ещё бы! Ведь что, бедняжка, перенесла! Она вас помнит… Что-то не идёт…

Ему было, очевидно, приятно беспокоиться о жене.

– Хотите, – сказал он вдруг, – бюро посмотреть? Сосед сейчас дома. Старину вспомните!

Чтоб сделать ему удовольствие, я согласился.

Но в тот миг, когда мы постучали в дверь к соседу, на «парадном» звякнул колокольчик.

Маленький толстяк отворил дверь на стук, а Баранов побежал отпирать жене, крикнув: «Познакомьтесь: Трохимов, Громов».

– Стариной увлекаетесь? – спросил Громов, подводя меня к бюро. – Как не увлечься. Вы смотрите, как они, сукины дети, умели фанеру обделывать. Да теперешний столяр десять раз, извините, в уборную сбегает, а такого лаку не наведёт. А ящиков сколько. Сегодня весь хлам из них выгреб.

Я вздрогнул. На одном конверте увидал я своё имя и фамилию: «Алексею Павловичу Трохимову».

– Откуда этот конверт?

– А это тут было письмо… Я его отдал господину Баранову… Какое-то послание любовное. А вот, взгляните – вазочка. Китай!

Я сунул конверт в карман, сказав:

– Позвольте взять на память о знакомстве!

– Идём чай пить, – сказал Баранов, – Соня пришла. У нас есть глюкоза. Зайдёте?

– Нет, – сказал Громов, – у меня делишки.

– Все делишки.

– А как же! Детишкам на молочишко.

Сонечка очень приветливо отнеслась ко мне. Я с любопытством на неё поглядывал, но решительно не замечал в ней даже никакого смущения. Уютно было сидеть за столом со счастливыми людьми и вспоминать счастливое прошлое.

В тот день я возненавидел свою комнату.

«А счастье было так возможно!»

Через несколько дней я опять пошёл к ним. Та же история – чай и счастье. И в ней никакого сожаления

– Дура! Ну, почему, почему тогда не послала письма?

– Кстати, – сказал Баранов, – сосед говорил, что ты взял конверт от того письма…