Сергей Заяицкий - Судьбе загадка

– А что, – спросил он, – приходил тут, когда я был болен, человек в такой белой шапке?

– А как же!.. Я рассказать вам забыла. Такой дерзкий. Пришел по ошибке мебель, покупать. А мебель над нами, у Нарышкиных продается… и пристал… продай ему фикус… Невесте подарок. А разве я могу? Вещь не моя… Продашь, а вы после ругаться будете…

В дверь постучал Иван Данилович.

– Самовар ваш вскипел, – сказал он, и девушка побежала в кухню.

Тогда Петр Алексеевич быстро подошел к фикусу. Он запустил пальцы в сырую землю и вынул маленький, твердый комочек земли. Он поколупал его на ладони. Да! Здесь таится и синева океана, и жаркие ночи, и смуглые, как бронза, любовницы. Неужели опять стремиться куда-то, метаться, презирать эти так чисто вымытые стены и двери! И вдруг ему вспомнилось: «Но, увы, золою черной станет камень настоящий». Послышались шаги. Это девушка несла самовар. В комнате стало совсем темно, но гражданин Мечтателев сказал ей:

– Не зажигайте огня.

– Вот уж не понимаю, что за радость в темноте сидеть!

Но подчинилась как больному. Самовар тихо шипел и добродушно скалил оранжевые зубы. Он подошел к девушке и спросил ее:

– Хотите быть моей женой?

Та молчала, что-то обдумывая.

– Ну, что ж, – ответила наконец, – вы интересный и серьезный!

Он хотел обнять ее.

– Подождите, чашки разобьете!

Пока она ставила на стол чашки, он быстро приотворил печную заслонку и кинул на горячие угли комочек. Он глядел, как тлели в красном поле соблазны, преступленья, прекрасные, ах, какие прекрасные возможности! А она в это время уже подошла к нему и спросила тихо:

– А вы меня не обманываете?

Слышно было, как за стеною сам с собою рассуждал Иван Данилович:

– Ну, вот, покушали кашки да и на боковую!

Он хотел сказать этим:

– «Господин! Великий Тотемака да простит мне мою дерзость, но время объятий наступило!»

И когда Петр Алексеевич обнял девушку, она не сопротивлялась, а только спрятала голову на его груди.

А за окном, через которое отныне предстояло ему созерцать великий мир, вспыхивали одна за другою весенние, морозные звезды.

Вернувшись со службы, я нашёл на двери своей комнаты приколотую записочку:

«Милый друг! Очень бы хотел повидать тебя. Заходи. Мой адрес: Анастасьинский, девять.

Твой Баранов».

Я не знал никакого Баранова.

– Послушайте, – сказал я соседу, – может быть, это к вам записка от Баранова?

– От Козлова, может быть?

Он тоже не знал Баранова.

Но Баранов мог ошибиться домом, квартирой, улицей.

Чёрт его знает, чем мог ещё ошибиться Баранов!

Пушкин сказал однажды, что все русские ленивы и не любопытны. Но я русский только наполовину, моя мать была полька. Поэтому я ленив, но любопытен.

Таинственный Баранов жил в маленьком одноэтажном домике. Я хотел было уже стучать как дверь вдруг сама растворилась, и какая-то женщина, закутанная в ковровый леопардовый мех прошла мимо меня, поглядев на меня удивительно знакомыми глазами.

– Гражданин Баранов дома? – спросил я.

Она молча кивнула и пошла, наклонив голову и кутаясь в пятнистую шкуру. И походка её была тоже удивительно знакома.

Очутившись в темных сенях, пахнущих капустой, я громко сказал:

– Гражданин Баранов.

Послышались поспешные шаги, и, безусловно, знакомый человек появился на пороге. Но кто?

– Как хорошо, – вскричал он, – что вы пришли! Я так боялся, что наши добрые отношения не возобновятся. Мне тяжело было думать, что в дни величайшего моего счастья кто-то чуждается меня и избегает встреч со мною.

– Неужели вы могли так думать! – воскликнул я, пожимая ему руку, а сам думал: «Где, чёрт возьми, я его видел?»

Комната была мала, но опрятна, шкафами были отгорожены две непарные постели.

– Итак, – сказал он, – я теперь женат.

– Что вы говорите? На ком? – воскликнул я, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– На ней!

– Ага!

– На Сонечке! На Софье Александровне!

Словно вспышкою магния озарилось вдруг прошлое.

Я вспомнил зимние (мирного времени) дни, санки, лиловые цветы и девушку с глазами… которые только что смотрели на меня из леопардовой шкуры. Вспомнил я и Баранова. Он уже и тогда считался её женихом, но почему-то свадьба все расстраивалась. Я вспомнил даже няню девушки, которая говорила: нынче жених хитёр да лих, ему про венец, а он про ларец!