Олег Куваев - Где-то возле Гринвича

– Тоже мне… земля, – пренебрежительно сказал первый пилот, и руки его погладили ручки штурвала.

Виденко оторвался от окна и посмотрел на кожаные спины второго пилота и штурмана. Это были широкие спокойные спины полнеющих от постоянного сидения в летных креслах людей.

– Все-таки земля,- сказал он с надеждой. Но ему никто не ответил. Маков прилип к окну, рассматривая лед. Николай же Сомин курил, будто все это его не касалось. Самолет набирал высоту. Возможно, он сейчас как раз пересекал знаменитый круг Гринвича, от которого считают меридианы, а корабли меняют даты, перескакивая через число или дважды отмечая один и тот же день недели. Их островок находился в сорока километрах от линии перемены дат.

В конце апреля они пришли сюда на двух тракторах. Обычные потрепанные ДТ-54 с недостающими траками на гусеницах, помятыми радиаторами и утепленными войлоком кабинами. Один трактор тащил на санях сколоченную из вагонки будку, сани другого были загружены двухсоткилограммовыми бочками с бензином и соляркой, на бочках лежали доски и фанера, на фанере – исполосованные надписями ящики.

Трактористы были поселковые и не знали дороги. Впрочем, дорога была простая: вначале вдоль берега губы на север, потом еще сто сорок километров к востоку, тоже вдоль берега моря мимо одинаковых белых куполов сопок, черных обрывов, заснеженных речных долин без названия.

Когда обрезали перевал у Утиного мыса, лопнуло водило передних саней. Его заменили скрученным вдвое дюймовым тросом. Потом в короткой, похожей на корыто долинке они провалились в снежный нанос по самую выхлопную трубу. Пришлось лопатами докопаться до тросов, отцепить сани, промять дорогу и потом уже вытащить сани поодиночке.

На вторые сутки они увидели корабли. Солнечная апрельская белизна заливала мир. Снег скрадывал расстояние, и издали казалось, что они подходят к двум небольшим черным предметам, не то домикам, не то просто консервным банкам, брошенным кем-то после короткого дорожного завтрака.

Вблизи пароходы были громадны. Всесильные чукотские пурги пытались забить их снегом, но снег сумел дойти только до нижних лопастей винтов и замер около них твердым, как лед, сугробом. Дул ветер, но около кораблей стояла призрачная тишина. Апрельское солнце грело металл, и из впадины якорного шлюза "Алтая" свисал суставчатый лед сосулек.

Они немного поспали прямо в кабинах тракторов. От работающих дизелей шло тепло, ритмично вздагивало сиденье, но Виденко физически ощущал тишину снаружи. То была особая тишина, установившаяся возле мертвых кораблей.

Через день они подошли к проливу. Трактористы боялись идти по морскому льду, щупали его ломиками. Потом им это надоело, и они пошли напрямик, на четвертой скорости, только дверцы кабин были на всякий случай открыты. Зеленые пятна молодого льда выглядывали из-под синего вечернего снега, впереди торчали черные скалы острова, и красная полоса апрельского заката виднелась на западе. Было светло, но на небе уже горела неярко какая-то одинокая звезда. Может быть, Полярная.

Связавшись тросом, тракторы с натугой втащили на плоскую вершину острова будку. Потом – сани с половиной груза. Потом сани спустили вниз, придерживая их за трос одним трактором, и втащили вторую половину груза. Гусеницы разворочали спрессованный ветром снег, обнаружилась кочковатая, мерзлая земля с мертвой, желтой осокой, щебенкой и черными комочками торфа. Иа вершине острова похаживал едкий ветер.

Ночью трактористы ушли. Они торопились уйти обратно, пока ветер не перемел след, пока дизели работали исправно, пока снег сохранился твердым в горных долинах. В такой дальний рейс они попали впервые, поэтому боялись многого, чего, может быть, и не стоило бояться.

Трое остались стоять под снежным обрывом. Они казались близнецами в своих полушубках с поднятыми воротниками, неуклюжих цигейковых рукавицах и серых валенках казенного образца. Тракторный след уползал на запад и уводил в синий холод пролива грохот моторов.

– С чего начнем? – спросил Виденко.

– У нас с любого конца начало,- ответил Сомин и застегнул на полушубке самую верхнюю петельку.

Маков же ничего не сказал. Просто промолчал.

Трое поставили в будке печку и затопили ее. Дым падал из железной трубы, прижимаясь к земле. Северный ветер растаскивал его по всему острову. Возможно, это был первый дым над маленьким островом невдалеке от знаменитого круга Гринвича. Они подумали об этом утром, когда Маков вынул новенький "Зенит" и предложил сфотографироваться около будки (валенки, полушубки, в зубах папироса, одна нога на ящике, в руках карабин). Потом они отложили фотоаппарат и забыли о нем на весь этот день и еще на многие другие дни. Они начали разбирать грузы.