Каменный Пояс, 1982

По-пьяности ли или страшась дружка, Гриня едва слышно промямлил возражение опасной забаве.

Топор сыро чмокнул в ствол на целую ладонь выше головы Костика, за шиворот ему посыпались чешуйки коры.

Костик вскочил, поджал руками живот, ссутулился по-старушечьи и, расстегивая на ходу ремень, пуговицы ширинки, посеменил от костра в темень.

— Я сча-а-а-с! Не теряйте, мужики! — задушевно крикнул он, вроде как давая понять: перемирие треба, житейское дело от ваших хохмочек приключилось...

Пока выжидал полчаса по светящимся в темноте стрелкам, основательно продрог, вернулся к костру.

Однако потешать собственной униженностью, игриво подмигивать, мол, кишка тонка, робяты, перед вами, было уже некому. Оба спали в палатке. Могучие кедры вокруг палатки гнулись от храпа разбойничьих глоток— свинцом бы залить их...

Костик стиснул в кармане штормовки свинцовую битку — груз для закидушки на налима и, громко всхлипывая, слизывая с губок солоноватые, вкусные слезы, пополз к своему спальному мешку.

Солнечный свет сквозь брезент известил Костика о начале дня. Он тотчас потянулся к кофру с «Конвасом» — на месте родимый...

«Все-таки уважают, чертяки, кино! — с тоскливым смешком подумал Костик. — Сонного ограбить — одно удовольствие». Недоверие к рабочим вроде как и исчезло. Не прибили во сне, не ограбили, что еще от чудаков желать? Да и дорогу назад в Слюдянку ему не найти... Костик смахнул кисточкой пыль с холодных голубоватых объективов и выбрался наружу.

Солнечные лучи спицами пронизывают дым костра. Если и снимать захламленную валежником лесную чащу, так именно сквозь легкий дымок, прошитый косыми утренними лучами. Хаос стволов и веток сразу разделится на отдельные планы, и до каждого дерева, куста прочувствуется свое расстояние. В рюкзаке у Костика покоится целая обойма дымовых шашек.

Костик воспрянул духом. Сейчас даже бежевая нательная рубаха на Грине кажется ему интересным цветовым пятном.

Гриня потрошит незнакомую рыбину с перламутрового отлива брюшком и нежно-розовыми, как сосочки, пятнышками по мясистой спинке. Рот Костика заполнился слюной. В их маломощный туристский котелок рыбина не умещается, и Гриня отхватывает топором сначала хвост, потом и голову.

— Зря! — облизнулся Костик. — В голове самый смак. На червяка? Место покажешь?

Гриня сумрачно кивнул на Гарькавого: показалось Костику — с неприязнью кивнул... Дрожа в мокрых трусах, тот отжимает воду из брюк.

— Я, я поймал слюнявочке нашей на завтрак.

— Олег, зачем с такой желчью? Поставь себя на мое место...

— Место твое я в... видал! — отрезал Гарькавый.

Костику не понравились глаза: слишком настоящая полыхнула в них ярость.

— Ох и гну-у-у-сно выражаешься, Олег. А я-то собрался на съемки тебя пригласить...

Гарькавый секундно опешил, как перед фотоаппаратом, снова ожил, кинул на посеребренную инеем траву влажно-тяжелые брюки.

— Вот ладненько! Вот этак добро! Гринюшка, скидывай свои.

— Чаво? Чаво, Олех Палч? Не слухал я? — бестолково забубнил Гриня, не решаясь, видимо, на прямой конфликт.

— Штаны! Живо!

Гриня растерянно оглянулся на Костика, ища и не находя у того поддержки, потом торопливо, как-то виновато снял свои сухие брюки и протянул Гарькавому.

Костика неприятно поразили синюшные, одутловатые, с выколотой на бедре остроухой собачкой ноги. «Шустик», — разобрал Костик под остроухой собачкой.

— Веди! — бесцеремонно толканул Гарькавый Костика в спину.

Костик вспомнил посвист вчерашнего топора, чуть было сам не пал наземь.

«Хамило... Стелил ласковыми словечками — заманить лишь бы! Кокнут еще чего... Фигу с маслом дамся!» — решил Костик. Посуровел он... Призвал к себе в помощь то канючее, в общем-то бесхребетное настырство, за которое маман восхищенно звала его вылитым «тятенькой».

— Извини, Олег, буду тебя сейчас критиковать, — по-мужицки круто начал Костик. — Меня коробит хамский тон. Пусть не повезло на приличное воспитание, но неужели жизнь тебя так корежила, что унизить человека для тебя — удовольствие?

Гарькавый взглянул на Костика с приветливым любопытством.

— Всамдель житухой интересуешься иль испугался?

Вместо ответа Костик радушно перекинул лямку кофра на плечо Гарькавого. Под десятикилограммовым доверием Гарькавый счастливо тряхнул плечами, подхватил кофр еще и рукой.

— Стихи хочешь, Костьк? — неожиданно дружелюбно спросил Гарькавый. Костик важнецки выпятил пухлые губы.