Аркадий Львов - Двор. Книга 3

Клава Ивановна, когда услышала, первым делом потребовала книгу жадоб и предложений. Доктор спросил, что больная хочет написать: жадобу или предложение? Больная ответила, она не хочет писать ни то ни другое — она хочет написать благодарность. Доктор указал пальцем вверх:

— Благодарить надо его, а доктору достаточно сказать спасибо.

— Ах, доктор, — зажмурилась Клава Ивановна, в уголках выступили слезы, — вы так похожи на нашего доктора Ланду, что просто душа болит. Но, слава Богу, мы ждем его уже не сегодня завтра домой. Вы, наверно, слышали радио: Берия дал приказ всех докторов освободить и вернуть домой.

— Да, — сказал доктор, веселое выражение вдруг сошло с лица, как будто совсем другой человек, — всех, за исключением тех, которые уже вернулись домой.

Клава Ивановна сначала не поняла, кого доктор имеет в виду, потому что приказ товарища Берии первый раз передавали сегодня утром, а приказ есть приказ: без приказа из тюрьмы не выпускают и не освобождают. Но тут же мелькнула догадка, что доктор имел в виду не дом, где люди живут, а совсем другой дом, про какой уместно было бы слышать от покойной Сони Граник или Тоси Хомицкой, которые готовы были день и ночь торчать в синагоге и церкви, но не от интеллигентного человека, которому советская власть дала высшее образование.

— Доктор, — улыбнулась мадам Малая, — спасибо за внимание и заботу, но перед уходом я хотела бы, чтобы вы мне ответили на один вопрос. Первый раз вы сказали, кого надо благодарить, и показали пальцем в небо. Нетрудно было догадаться, кого. Но можно было подумать: это просто так, шутка. А второй раз, когда вы сказали про арестованных докторов, что некоторые из них уже навсегда вернулись домой, то есть на тот свет, это тоже была шутка? А если не шутка, так объясните, доктор, чтобы мы вас поняли, какой смысл вы имели в виду. Доктор покачал головой:

— Я не сказал, навсегда вернулись домой. Я сказал: вернулись домой. Но вы поняли как надо. Именно этот смысл я имел в виду.

— У профессора Вациса, — сказала доктор, которая до этой минуты стояла молча и не вмешивалась в разговор, — арестовали двоюродного брата, профессора Шмульяна, уролога. Он не дождался приказа товарища Берии. Семья получила извещение.

— Вы сами видели, своими глазами? — Клава Ивановна рывком поднялась, забыла, что доктор предписал ей покой и щадящий режим, схватилась обеими руками за голову. — Боже мой, если это правда, значит, с нашим Ландой тоже могло случиться…

Клава Ивановна не договорила, внезапно закружилась голова, упала на подушку, и тут же ее вырвало.

Няня принесла влажную тряпку, стряхнула рвоту в урильник, немного попало на края, няня смела ребром ладони, сложила тряпку, чтоб снаружи была чистая сторона, вытерла руки, сказала, она помнит больную, зимой приходила в терапию, к одному пациенту, говорили, партийная шишка, лежал в отдельной палате, помер. А теперь сама…

— Няня, — перебил профессор Вацис, — спасибо, можете идти.

Клава Ивановна лежала с закрытыми глазами, лицо было бледное, веки как будто припорошены землей, профессор Вацис сказал, нет худа без добра, кажется, готовы были поторопиться, придется повременить. Надо отвезти в палату.

Доктор покачала головой: в палатах ни одной свободной койки.

— Пусть поставят койку у меня в кабинете, — сказал профессор Вацис.

Клава Ивановна открыла глаза:

— Где я? Я хочу домой. Отпустите меня домой. Доктор, — Клава Ивановна обратилась к профессору Вацису, поманила пальцем, — наклонитесь ко мне: я хочу сказать вам что-то на ухо.

— Голубушка, — профессор Вацис похлопал больную по плечу, — лежите спокойно. Вы слишком близко принимаете все к сердцу. Поберегите себя.

— Доктор, — опять поманила пальцем Клава Ивановна, — я хочу вам сказать по секрету: когда вернется наш Ланда, я познакомлю вас, и вы будете первые друзья. Хорошие люди должны дружить между собой.

Для Клавы Ивановны нашли в конце коридора, где был тупик, хорошее, спокойное место. Пациент мог случайно, по ошибке, забрести сюда, а так ходить было незачем, только санитарки в углу, в фанерном шкафу, который пристроили к стене, держали здесь свое хозяйство: метлу, швабру, ведро, половую тряпку.

Мадам Малая сказала, пусть ей сейчас предложат место в самой лучшей палате, она ни за что не согласилась бы поменяться. Обещали дать еще тумбочку, чтоб больная могла держать свою чашку, мыло, зубную щетку, гребешок и разные мелочи, а пока Клава Ивановна положила все под подушку, только чашку поставила под кровать, задвинула поглубже, чтобы случайно, когда проходят мимо, не наступили ногой.