Леонид Соловьев - Рассказы

— Пожалуйста, на стесняйся, — предупредительно сказала она.

Ложечка в ее пальцах описывала стремительные круги. Чаинки метались и падали в глубокую воронку.

— Я не знаю, чем вы здесь занимались. Ради бога, не пойми меня дурно. Для этого ты все-таки слишком умна... Но во всяком случае... — Он замялся и пошевелил пальцами, подбирая нужное слово. Резко тряхнув головой, он сказал с горячностью: — Нет, ты скажи мне, Ольга, что ты в нем нашла? Бездарность, неуч, неотесанный парень!.. И к тому же, по всем признакам, нечист на руку.

— Подожди, — решительно перебила Ольга. — Я думаю, что скоро ты сам раскаешься в сегодняшнем поведении. Ты невыносим сегодня; если бы ты всегда был таким, я бы давно ушла от тебя. Ты совершенно незаслуженно оскорбил сначала меня, потом Смирнова. Ты грубо и бесцеремонно вмешался в мою личную, самую что ни на есть личную жизнь!

Она ушла, оставив недопитый стакан. Сергей Александрович медленно побрел в свою комнату.

Под окном играла гармоника. Теплое розовое небо лежало на облупленных крышах. Мальчишки, размахивая шапками, гоняли голубей. Облезшие коты хрипло мяукали в сточных жолобах.

«А почему я не могу думать по-своему? — вдруг рассердился Сергей Александрович, — Почему я должен безропотно отдать ему свою мысль, свое дело, премию, орден, если уж на то пошло! Даже при коммунизме творчество не будет обезличено...»

Обида мешала ему дышать. Назойливые стариковские мысли томили его, хотя он и стыдился и гнал их. «Таков, брат, вечный закон, — думал он, рисуя в блокноте круги и спирали. — Человек, в первую очередь, особь биологическая, Ольга — тоже, и как таковой он ей нужнее, чем я. Ну и пусть. Ее дело. Она вольна в своих поступках, я волен тоже и, клянусь, пойду на все, вплоть до мирового скандала, но не отдам ему своей краски!.. С Ольгой тогда придется порвать...»

Он подчеркнул этот мысленный итог двумя линиями, толстой и потоньше. Линии странно выглядели на чистой, без букв, бумаге. «Ничего! — подумал он с напускной удалью, — проживу и один как-нибудь».

Он лег на диван и взял с этажерки книгу. Он читал сначала совершенно механически, прислушиваясь к шорохам в Ольгиной комнате. Он надеялся, что она придет к нему, слушал — не к дверям ли направляются ее шаги. Из гордости он притворился перед самим собой, что занят только рассказом.

Это был рассказ Лондона о старике, которого оставили умирать в ледяной пустыне с ничтожным запасом дров. Старик расчетливо, по одному, жжет поленья; вокруг — белое безмолвие, поленья медленно убывают, близится смерть. «Как нарочно», — огорченно подумал Сергей Александрович, но оторваться не мог и с болезненной внимательностью прочел до конца суровый рассказ,

Позвонили. Сергей Александрович встрепенулся, надел туфли. Ольга вышла из своей комнаты в переднюю и сейчас же вернулась. Сергей Александрович подошел к ее двери и осторожно постучал,

— Это приходили ко мне. С письмом, — ответила она.

Он постучал еще раз. Она мягко сказала:

— Не надо, папа. Мне не хочется видеть тебя.

— Хорошо, — коротко и сухо ответил он. — Спасибо за прямоту.

...Утром Ольга была с ним очень приветлива. Он отвечал сердечно, но сдержанно, чтобы показать, что он не так легко относится к размолвкам. Потом он решил пойти погулять. Ольга попросила его бросить в почтовый ящик письмо.

Он любил городскую весну, весну на камнях и асфальте. Она была точно рисунок пером, сделанный с большой и пестрой масляной картины. Весна полей и садов казалась ему слишком буйной, даже грубоватой.

Он любил бледную прозелень акаций на багровой кирпичной стене, хруст дождя на железных крышах, когда капли разбиваются в пыль; ему нравился розовый по вечерам отсвет асфальта; он любил запах сырого кирпича, солнечный блик на железном столбе; любил даже белье, развешанное в палисадниках для просушки, — ветер полощет мокрые простыни, как тяжелые флаги.

Просторная чистая улица, сужаясь, убегала к вокзалу. Туго басил трамвай; он мчался, звеня и покачиваясь, рассыпая бледные искры. Мягко шелестя шинами, стлались автомобили. Ветер шурша заворачивал углы афиш.

Сквер был полон. Сирень поблескивала лакированными листьями. Чирикающие воробьи дрались и пировали на ветках. На отдаленных скамейках сидели пары. Ребятишки играли в песке. Чинные няньки возили в колясочках розовых младенцев. Старик в мохнатом пальто продавал воздушные шары. Минутный фотограф усаживал перед аппаратом пожилую дебелую женщину с букетом в руках; Сергей Александрович улыбнулся, представив себе снимок.