Иван Шевцов - Набат

Они ехали в Линц, в город, расположенный на Дунае в ста тридцати километрах на запад от Вены.

Ехали с "ветерком", стрелка спидометра ниже отметки "100 км" не падала, и через час они сделали краткую остановку в городе Мельк, там, где шоссе ближе всего подходит к Дунаю. Савич был необыкновенно весел, лицо его торжественно сияло, как у полководца, одержавшего победу, голос звучал восторженно, глаза азартно блестели. Он рассказывал Куницкому о красотах и достопримечательностях Австрии, а Куницкий, слушая его рассеянно, думал о своей дальнейшей судьбе и, наконец решившись, спросил:

- Куда мы едем?

- В Линц, - ответил Савич и, кажется, впервые внимательно посмотрел на Куницкого.

- А что там? - продолжал интересоваться Куницкий, смело встретив серьезно-пытливый взгляд Савича.

- Вас примет сам доктор Симонталь, - с таинственным видом вполголоса сообщил Савич. - Наш земляк по рождению, недавно получивший австрийское подданство. А вообще личность выдающаяся, героическая, человек из легенды. Рыцарь без страха и упрека.

Последние слова Савича напомнили Куницкому очерк о нем самом, опубликованный недавно в советском журнале, вызвали в нем ироническую аналогию, но Савич не стал больше распространяться о Симонтале, пообещав это сделать потом, в машине, так как от Мелька до Линца около часа быстрой езды. Вот тогда-то, в течение того часа, Куницкий узнал от Савича некоторые подробности о докторе Симонтале, о том, что в тысяча девятьсот сорок первом году во Львове фашисты арестовали сорок человек - представителей еврейской национальности, в их числе и Симонталя, - тридцать девять расстреляли, а Симонталю каким-то чудом удалось бежать, о том, что доктор Симонталь создал и возглавляет Центр документации, разыскивает и отдает в руки правосудия фашистских преступников, пользуется покровительством Тель-Авива, Лондона и Вашингтона.

Куницкий после очерка о себе самом не принимал легенды на веру, он не понимал, зачем он понадобился Симонталю и что даст эта встреча ему, Куницкому. Он думал о своей дальнейшей судьбе, которой распоряжался теперь кто-то, неизвестный ему. Во всяком случае, не этот бойкий, шустрый, самонадеянный его "земляк", должно быть преуспевающий и потому довольный собой. "Зачем я Симонталю?" - мысленно повторял он, когда их "мерседес" пересекал железнодорожный путь у города Эннс. И тогда он снова обратился к Савичу:

- А после Симонталя куда мы?..

Савич понимал его нетерпение и тревогу, ответил загадочно и подмигнув:

- У доктора Симонталя, как мне кажется, для вас есть сюрприз.

Именно тогда Куницкого стукнула леденящая душу мысль: у этого Симонталя есть та страшная фотография, заснятая гестаповцами во дворе беловирской тюрьмы, и Симонталь отдаст его в руки правосудия. "Из огня да в полымя", - с ужасом вспомнил он русскую пословицу.

Симонталь принял его в своей штаб-квартире восторженно и порывисто, поздравил с благополучным прибытием за "железный занавес" и, вобрав в плечи лысую, похожую на кокосовый орех голову, прощупывал Куницкого прищуренными недоверчиво-колючими глазками. Куницкому казалось, что Симонталь пытается проникнуть к нему в душу, но не открыто и прямо, как тот, на портрете Тициана, а коварно-воровски, с черного хода. Вытянутые тонкие губы, острый нос, острый подбородок и все лицо, тоже острое, в этом "легендарном докторе" напоминали Куницкому крысу, тварь хитрую и жестокую. И даже вкрадчиво-елейный голос Симонталя не мог поколебать это впечатление, и Куницкий с напряженным волнением и страхом ждал от Симонталя сюрприза, о котором ему сказал Савич.

- Нам известно, что фашисты убили ваших родителей и сестру, - начал Симонталь, ощупывая вкрадчивым взглядом Куницкого. - Наш девиз - месть. Ни один палач не должен уйти от возмездия. Мы надеемся на вашу помощь.

- Это мой долг, - сорвалось у Куницкого на пафосе. Этот внезапный порыв граничил с угодливостью.

- Долг перед нашим многострадальным народом, - уточнил Симонталь. И, не говоря больше ни слова, он подал Куницкому письмо от его дядюшки, проживающего в США, в котором преуспевающий бизнесмен приглашал любимого племянника за океан. Когда Куницкий прочитал теплые трогательные строки бывшего беловирского домовладельца и торговца пушниной, у него отлегло от сердца. И Симонталь ему теперь виделся другим: обаятельным, дальновидным, трезвым, практического склада ума, - он внушал уважение. А между тем Симонталь не преминул напомнить, что дядюшку разыскала его контора, то есть Бюро еврейской документации, и тут же намекнул, что именно эта контора помогла Куницкому приехать в Австрию. Потом он широким жестом подал Куницкому конверт, в котором были доллары и западногерманские марки, сказав тепло и участливо: