Журнал «Юность»: zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1

Вовка задержался, подошел к председателю.

— Ты, Абрамов, — Федор Васильевич поднялся и вышел из-за стола, — ты вот и теперь спешишь кудато. — В зале опять засмеялись. — А ты погодь, попридержи… Ты вот сообщи нам, куда тебя душа-то твоя торопливая манит? По-другому спрошу: где, собственно, думаешь силы свои богатырские употребить для общего, так сказать, дела?

Не ожидая, видно, такого допроса и думая, что все вопросы, какие жизнь готовила ему, остались позади, на выпускных экзаменах, Вовка растерялся. С надеждой, будто ожидая подсказки, покосился на Сергея Антоновича, но тот развел руками: с меня, мол, теперь взятки гладки, выкручивайся сам. В зале притихли. Ждали.

— А она меня никуда особо не манит, — признался Абрамов.

Кто-то из ребят, сидящих в задних рядах, высказался:

— Нас в армию манит.

Девчонки в зале захихикали. А Федор Васильевич, не улавливая шутки, серьезно сказал:

— Армия от вас не уйдет. А что, до армии баклуши бить будешь? Потом и загляд надо иметь. На кого из вас рассчитывать, вот что хочу знать. На тебя, скажем, можно?

Он с надеждой поглядел на Абрамова.

— А чего ж нельзя, — великодушно сказал Абрамов. Он нащупал наконец почву под ногами, понял, чего от него хотят. — Хоть сейчас на трактор сяду.

— Другой разговор. — Дядя Федор вынул платок из кармана и вытер пот с лица. — Это по-нашему, поделовому…

В зале захлопали.

Потом других к столу вызывали и у каждого что-то спрашивали: интересовались жизненными планами. «Жизненные планы» — это Сергея Антоновича выражение, Варе оно понравилось. Ей вообще нравилось, как Сергей Антонович говорил с ними последние дни. И во время экзаменов и так, когда беседовал — не как с несмышленышами какими-то, а как с вполне взрослыми, самостоятельными людьми, которым пора бы иметь свои жизненные планы.

Вот и у Вари такие планы есть. Правда, до этой минуты открывать их кому-то, а тем более вот так, при всём честном народе, она не намеревалась. Хотела просто зайти на днях к Федору Васильевичу в правление и сказать: дядя Федор, так, мол, и так…

Но всё так неожиданно повернулось…

— Столярова Варвара… Андреевна.

Кто-то из сидящих рядом подтолкнул Варю в бок: тебя, мол, чего сидишь-то. И только потом, когда поднималась на сцену, догадалась, что Варвара Андреевна — это она и есть. Так, наверное, в аттестате у неё написано. Сейчас ей вручат аттестат и кто-нибудь, может, Сергей Антонович, а может, дядя Федор, спросит у неё, как и у других спрашивали: куда, мол, душа манит. И она скажет им все. А там…

— Ну, а за эту красавицу, — Федор Васильевич глядел на Варю и по-отечески, добро улыбался, — за неё моя душенька спокойна. Эта к Никольскому крепкой веревочкой привязана. На ферме нонче она себя во как показала, — председатель поднял большой палец, — так что к Столяровой Варваре батьковне у меня вопросов не имеется. Конечно, никто в Никольском красавицей Варюху не считал. И у самой Варюхи на этот счёт было определенное мнение: не красавица, это точно, но и не хуже других. Слава богу, не жердь огородная, как Симка Макеева, и не толстуха, как Зойка Ананьева, у которой все платья в первый же день по швам ползут. Нормальная, в общем, и фигурой и лицом — жить можно. Возможно, конечно, что в новом светло-зеленом платье, купленном в районе в честь окончания школы, и в туфлях на модном, средней высоты каблуке да с человеческой прической—тоже в районе делала — она и в самом деле выглядит ничего. И все же в словах председателя, когда он назвал её красавицей, Варе послышалась этакая небрежная усмешка. Да и насчет веревочки—тоже не лучше. Что она, коза какая-нибудь непутёвая, которая только и знает, что по чужим огородам шастать, или тёлка несмышленая, что её привязывать надо…

Варе хотелось обидеться и уйти поскорее со сцены, она даже приготовилась к обычным в подобных случаях усмешкам — кое-кто из девчонок, небось, не упустит возможности похихикать по поводу «красавицы». Но никаких смешков она не услышала, а за столом в президиуме, она уловила, все молча и выжидающе глядели на неё.

— Дядя Фёдор… Фёдор Васильевич правильно сказал, — Варя даже не узнала своего голоса — так заволновалась она, — я, наверное, и в самом деле чем-то привязана… — Она взглянула на Сергея Антоновича, как бы приглашая его в свидетели. — Но у меня, дядя Фёдор, совсем другие жизненные планы… Я врачом хочу стать, хочу лечить людей, всех. И вас, дядя Федор, и остальных, чтобы всем жилось хорошо и долго, как… — Ей вдруг захотелось сказать про человека, которого она при этом держала в уме — про покойного фельдшера Илью Савельевича, сказать о том, как много прожил он на свете и как много сделал людям хорошего. — В общем, в институт хочу поступать, — закончила она, — в медицинский, в городе Калинине.