Во время движения Лукашин, подбежав к Зайцеву, доложил, что наводчик Серги- енко ранен в голову, а младший сержант Пожидаев убит сразу замертво.
— Заплачет теперь Клавдия Захаровна Пустовалова, колхоз «Рассвет», Завидовского сельсовета, — вслух подумал Зайцев.
— Я не понял, товарищ майор, — сказал Лукашин.
— Ничего, товарищ Лукашин… Это кто?
Лукашин поглядел направо и налево. Мимо орудий Зайцева, уже опередив их, бежала вперед наша пехота с автоматами и винтовками. В возбуждении они кричали что-то и слушали голоса друг друга, подкрепляя этим самих себя.
— Наша пехота поднялась! — сказал Лукашин и в волнении снял шапку. — Это мы их подняли, что пушками вперед пошли, товарищ майор. Они все видели, и их совесть подняла.
— Не знаю, — произнес Зайцев, скрывая свою радость. — Наши бойцы и сами могут ходить, приучить надо было.
— С пушками всегда лучше.
— Стать пока на месте! — скомандовал Зайцев. — Рассчитать цели на поражение прямой наводкой!.. Вызвать ездовых с лошадьми!
Зайцев загляделся вперед — на цепи нашей пехоты, атакующие водораздел, идущие с огнем и штыком. Переднее, штурмовое подразделение уже миновало водораздел и ушло по ту сторону высотки. Зайцев проследил взором путь одного бойца. Большого роста красноармеец бежал неторопливо вперед, иногда он припадал на колено и стрелял из винтовки, изредка с размаху бросался к земле и, без спешки поднявшись, опять мчался вперед, не суетясь, осторожно избирая себе дорогу, держа оружие в спокойных руках. Действуя в бою как на работе, не содрогаясь и не спеша, красноармеец, однако, уходил вперед, на северо-запад, сноровисто и скоро, и легко несла его мощная телесная и душевная сила. Зайцев подумал, что этот большой солдат далеко пойдет, он дойдет до самого конца войны и назад домой вернется после победы.
Когда он скрылся за водоразделом и стало вдруг тихо на окрестном поле, где до того шел бой, Зайцеву показалось, будто окончилась вся война.
Он понимал, что война еще не кончилась, а только началось, должно быть, наше главное наступление. Но пусть война будет еще долгой, решение ее уже стало видным в далеком тумане времени, потому что мы научились бить врага смертельным огнем и ходить вперед.
Позже, сдав командование батареей прибывшему старшему лейтенанту, Зайцев проехал на машине далеко вперед вместе с начальником штаба артиллерии дивизии. Он увидел разбитые батареи пушек и минометов противника, сотни трупов чужеземцев и встретил колонны душевно подавленных пленных, шедших на восток, в безлюдную степь, с опущенными головами.
Начальник штаба сказал Зайцеву, что фронт противника прорван, враг беспорядочно отходит на запад и наша армия за сегодня выполнила задачу двух дней, то есть за нынешний и завтрашний день.
В штабе армии, куда возвратился к вечеру Зайцев, все офицеры работали, как и прежде, с сосредоточенным напряжением, но каждый из них таил в себе одухотворенную радость победы. Это сказывалось в их редких словах друг к другу, в особой энергии к работе и в доброжелательности сердец. В сущности, они все бы хотели сойтись за общим столом, чтобы разделить радость друг с другом, выпить по стакану вина, отдохнуть в чувстве солдатского братства, но некогда было, еще длилась и предстояла долгая война…
Однако Зайцев уверенно чувствовал — и, он думал, так же чувствовали и другие, — что главное дело войны — начало победы — уже свершилось сегодня в течение нескольких часов. Это случилось, когда наш точный и мощный огонь артиллерии накрыл врага и подорвал его силу, когда наша пехота пошла впервые от Волги на запад, и пошла рабочим, рассчитанным шагом, пошла надолго и безвозвратно. И когда, наконец, он, Зайцев, обычный красноармейский офицер, испытал свое мужество и умение и они оказались достаточными для поражения противника. Зайцев понимал, что в действительности еще не случилось большого разгрома врага, но в душе его и в духе войск уже родилась победа, зачатая в трудном бою…
Он вспомнил брата Илью: надо написать ему письмо или окончить то, которое он начал писать, — нельзя быть должным ему братской любовью. Хорошо это было или плохо, но Зайцев не терпел, чтобы его любил кто-нибудь больше, чем он сам любит, даже будь это брат.
Он пошел в свою землянку и сел за письмо при коптилке. Но и на этот раз письмо окончить не удалось: от усталости Зайцев заснул, решив дописать письмо утром, а утром приказано было перемещаться всему штабу вперед.
Читать дальше