Агния Кузнецова (Маркова) - Чертова дюжина

Около нее сидел кузнец дядя Федор. Он повредил молотом руку, работать не мог и третий день проводил здесь за книгами. Дядя Федор в читальню всегда приходил нарядным, как на праздник. И теперь он был аккуратно причесан на прямой ряд, в белоснежной вышитой рубашке. Он читал рассказы Чехова и сопел на всю комнату.

Дина смотрела в окно. По дороге, прикрываясь дырявой клеенкой, бежала девочка. Босые ноги разъезжались в разные стороны, но она не хотела идти по узкому тротуару, сколоченному из двух досок, видимо находя удовольствие бежать по липкой, скользкой грязи.

Дине тоже захотелось пробежаться по дороге. Она решила, что на обратном пути снимет бабушкины сапоги и пойдет босиком.

«Говорит Москва», – услышала Дина голос из репродуктора, висевшего над ее головой.

«А потом попробую искупаться, – продолжала думать Дина, не обращая внимания на слова, летящие из репродуктора, – говорят, в дождь вода особенно теплая».

Неожиданно ее поразила мертвая тишина в комнате. Она обернулась и только теперь прислушалась к голосу репродуктора.

«Германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города…»

Лиза быстро поднялась с пола. В одной руке она держала баночку с краской, в другой – кисть. На растянутое полотнище из банки падали жирные белые капли, но она не замечала этого.

Учительница, пригнувшись к столу, с изумлением глядела на репродуктор. С ее смуглых щек медленно сходил румянец, и губы становились мертвенно-бледными.

«Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством, – говорил тот же голос. – Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора».

Дедушка поднялся, сдвинул брови и тихо сказал:

– Ах, сволочи, ах, кровопивцы проклятые!..

Никто не отозвался на его слова. Учительница не отвела даже глаз от репродуктора. Лиза стояла все так же неподвижно, не выпуская из рук кисть и баночку с краской. Лицо ее было строго, губы решительно сжаты. Она боялась упустить хоть одно слово, доносящееся из репродуктора.

«Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей».

Дядя Федор слушал спокойнее всех. То, что он не в обычном состоянии, доказывало только одно: невзирая на грозную надпись на стене – «Курить строго воспрещается!» – он вынул кисет, скрутил из газеты папироску и закурил.

«Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

В комнате по-прежнему все сидели молча, не шевелясь. Первым опомнился дядя Федор, шумно отодвинул стул, встал, одернул рубаху, нахлобучил выгоревшую фуражку и решительно шагнул к дверям.

За ним вышел дедушка. А Лиза, прижав ладони к пылающим щекам, села рядом с учительницей.

Дождь лил без передышки. Осип Антонович, тяжело опираясь на палку, поднимался в гору. Он шел медленно, в раздумье, опустив на грудь седую голову, не замечая, что картуз нес в руках и капли дождя, скатываясь с мокрых волос, бежали за воротник.

По временам он останавливался, поворачивался и смотрел на бескрайние зеленые поля. «А кто урожай сымать будет…» – шептал он и снова шел в гору, обуреваемый мрачными мыслями.

Дина в бабушкиных сапогах бежала впереди, торопясь сообщить матери страшную новость. Она забыла о своем желании идти босиком по грязи и купаться в реке. Сердце ее тревожно замирало, жизнь сразу же стала для нее сложнее и значительнее, хотя всего смысла грозного слова «война» Дина еще не понимала.

Вечером следующего дня Затеевы приехали в город. Тихим шелестом встретил их зеленый сад. Он показался Дине зеленее, гуще, красивее, чем прежде. Разрослась под дубом клумба, зацвели левкои и бессмертники.

В доме царил беспорядок. Иннокентий Осипович не украсил цветами стол на террасе, не покрыл его скатертью, как это делал обычно, когда семья возвращалась с дачи.

Он встретил их на вокзале молчаливый и сосредоточенный, не подставил Юрику «букашек-таракашек» и не поинтересовался, как Дина проводила время у дедушки на пасеке. Дина тоже не стала рассказывать отцу, что у нее в гостях был Костя и как весело купались они в реке и бродили вдвоем по лесу.

В комнате на столе Екатерина Петровна увидела газету с приказом о мобилизации.