Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава

В прихожей послышались голоса. Николай Иванович провожал агронома, желая ему успеха в работе, счастливой дороги, скорого приезда. Захлопнулась входная дверь, раздались шаркающие шаги, и Николай Иванович вошел в комнату сына в сером рабочем халате и домашних туфлях. Он поздоровался с Федей, сел на стул и посмотрел на Игоря.

– Готов? Вот так-то, Федя, растишь птенца, а он только и норовит вылететь из родного гнезда. Грустно ведь, как ты думаешь?

– Конечно, Николай Иванович, – согласился Федя. – Так жизнь устроена.

– Верно, так жизнь устроена. И все это разумно, – сказал Николай Иванович. Но по его печальному тону чувствовалось, что он не восторгался этой мудростью жизни.

Николай Иванович встал, прошелся по комнате. Он высокого роста, широкоплечий. Крупные черты лица привлекали своей простотой и добродушием.

Многие родители могли бы позавидовать его отношениям с сыном. Они были друзьями в полном смысле этого слова. Игорь увлекался живописью, посещал художественные выставки, горячо интересовался работами отца, вникая в каждый штрих, сделанный кистью на полотне. Отец любил литературу, следил за новинками, спорил с Игорем о стихах. Литературой увлекалась и Мария Павловна. Пересветовы выписывали журналы, и между членами семьи постоянно шел спор, кто первый будет читать очередной номер.

Взаимоотношения с матерью у Игоря были хуже, вернее, они стали хуже с тех пор, как он решил ехать в Москву и поступить на филологический факультет. Мария Павловна не хотела, чтобы сын уезжал в Москву и учился на филфаке.

– При твоей любви к литературе ты сам сумеешь получить литературное образование, – говорила она и советовала ему поступить в горный институт.

Николай Иванович поддерживал Игоря, и Мария Павловна поняла, что возражать бесполезно.

– Игорь рвется из дому, – вздохнул Николай Иванович, – родители надоели, стремится к новой жизни, к новым людям. Мог бы ехать через месяц, к началу занятий. У него золотая медаль – экзаменов не держать.

– Папа, я боюсь остаться без общежития, – оправдывался Игорь.

– Только разве это, – снова вздохнул Николай Иванович и сделал вид, что соглашается. – Ну, а ты, Федя, я слышал, подал заявление на биологический факультет?

– Да, готовлюсь к экзаменам.

– Одобряю. Только жаль, что музыка в стороне.

– Почему же! – сказал Федя. – Музыку я не брошу.

– Трудно, – покачал головой Николай Иванович. – За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Искусство берет всего человека.

Федя не возражал. Он помнил, как горячо доказывал Николай Иванович, что ему, Феде, надо получить музыкальное образование. Игорь тоже придерживался этого взгляда, но ничего не советовал. Он считал, что профессию надо выбирать без советчиков.

В комнату вошла Мария Павловна и пригласила к столу. Федя отказался обедать, заспешил домой, не желая мешать Пересветовым в последний раз побыть всем вместе.

– Я буду на вокзале, – сказал он и ушел не прощаясь.

Пересветовы сели за стол. Обед прошел в незначительных разговорах, как это бывает всегда перед расставанием, когда все уже переговорено.

Странное чувство владело Игорем. Он садился за стол и думал о том, когда вновь будет обедать с матерью и отцом. Он заглядывал в окно и огорчался, что теперь очень не скоро увидит эту широкую улицу с красным плакатом «Художественная выставка», переброшенным с одного здания на другое, эти тонкие тополя с побеленными стволами, весной посаженные у тротуара.

Все это он жалел, но его страстно манила Москва, университет, новые люди, неизведанная, интересная жизнь. И это чувство было сильнее других. В то же время его волновала грустная рассеянность отца и яркий румянец матери, который появлялся у нее в минуты большого волнения.

Дни и ночи поезд мчал Игоря все вперед и вперед. Позади оставалась родная Сибирь с ее новыми городами и станциями, с ее непролазными таежными зарослями, с ее веселыми березовыми перелесками, необъятными солнечными далями, пестрящими неповторимым разнообразием цветов.

Позади оставалось и детство Игоря.

Часами он лежал на своей верхней полке и, закинув за голову руки, закрыв глаза, вспоминал пережитое. Иногда он брался за дневник. Оттого, что все это ушло невозвратно, в сердце закрадывалась незнакомая грусть. Он вспоминал мать, отца, и острое чувство жалости, неизведанной нежности охватывало его.

Он вспоминал друзей. Даже тот день, когда мать впервые привела его в школу, вставал в его воображении. Учительница посадила его вместе с белоголовым смешным мальчиком, с которым он сразу же подружился и десять лет просидел за одной партой… Но только теперь, в поезде, размышляя о детских годах, Игорь понял, какое огромное место в его жизни занимал Федя Власов.