Агния Кузнецова (Маркова) - Жизнь зовет

Председатель крупными шагами подходит к столу.

– Здравствуйте, товарищи! – говорит он низким сильным голосом, не вынимая рук из карманов пальто. У него живые черные глаза с длинными ресницами, взгляд пристальный. Лицо, покрытое темным загаром, вероятно не сходящим от лета до лета, опалено зноем и ветром. Над губой небольшие седеющие усы. Он улыбается приветливо и немного грустно. – Это видели? – говорит председатель и неловким движением достает из кармана спелый початок кукурузы.

Он радуется, как ребенок, этому початку, выросшему на сибирских просторах.

– Вот вам и не растет! – Председатель держит початок рукой, затянутой в черную кожаную перчатку, и, вероятно, в сотый раз любуется им.

– Хорош! – говорит дядя Федя большой и берет початок. Початок словно проваливается в огромной ладони и сразу становится меньше.

– Хорош! Ох, хорош! – качает головой дядя Федя маленький. Он достает из коробки папиросу и протягивает ее председателю: – Закурим, Василий Ильич!

Тот берет папиросу странным движением руки, и Павел с Ваней видят, что у председателя не гнутся пальцы в кожаных перчатках.

– Вот что, товарищи, – говорит Василий Ильич, – прогноз получен плохой. Ожидаются заморозки и снег. Положение у нас как на фронте. Придется работать в ночную.

– Ну, коли росы не будет… – говорит дядя Федя маленький.

«Молодец, даже глазом не моргнул», – думает о нем Павел и смотрит на дядю Федю большого. Тот спокойно указывает на ребят:

– Только вот у нас на соломокопнителе городские школьники, их подменить придется…

– Нас? – обиженно, в голос вскрикивают Павел и Ваня.

– Мы никуда не пойдем. Мы тоже в ночную, – говорит Павел.

Председатель, немного помолчав, соглашается.

– Ну, добре, ребята! Договорились! – Он приветливо кивает головой дядям Федям, Павлу и Ване и крупными шагами идет к «Победе».

– Помчался дальше! – Дядя Федя маленький смотрит вслед автомобилю. – Вот, ребята, у кого учиться надо, как жизнь за горло брать, когда она не дается!

Дядя Федя застегивает телогрейку и проделывает тут же у стола незамысловатые физические упражнения: руки вверх, в стороны, ноги, согнутые в коленях, по очереди к животу.

– Дядя Федя, а что у него с руками? – спрашивает Ваня по дороге к комбайну.

– С руками? Да их нет у него. Протезы.

– Протезы?!

Дяди Феди занимают свои места. По гулким железным лесенкам взбегают на площадки Павел и Ваня. И снова рокочет мотор, шуршат зерно и солома, снова гудит автомобиль, и Эдуард широкими, точными движениями разравнивает зерно.

На поля спускается холодная, осенняя ночь. Все черно вокруг, только фары комбайна озаряют светом кусок массива пшеницы, и она кажется огненно-рыжей. Где-то вдали светятся фары других комбайнов и автомашин да горят костры. Около них маячат темные фигуры.

«Греются!» – с завистью думает Павел. Ему холодно. Руки как лед. Ветер забирается под телогрейку. Комбайн заворачивает, идет в обратную сторону. Теперь ветер терзает Ваню. Павлу теплее. Можно думать о чем-то еще, кроме леденящего холода, а думать в эту темную ночь хочется о многом.

Что-то новое чувствует в себе Павел с тех пор, как встал на железную площадку соломокопнителя, – что-то хорошее, успокаивающее.

И хочется разобраться в этом, но разобраться трудно. Наконец-то исчезло страшное желание спать. Даже вот сейчас, ночью, не хочется. Не хочется и одиночества. Так бы и разговаривал все время с дядями Федями, с председателем, с Эдуардом. Незабываемое впечатление произвел на Павла председатель своими кожаными руками. А может быть, и слова дяди Феди маленького о председателе имели значение?

Поговорить бы с председателем… Узнать бы, как он потерял руки, что случилось у него в жизни. Хочется думать еще и о Рите. Теперь он при встрече подойдет к ней первый. Он уже не верит, что мать заставила Риту дружить с ним. Он представляет ее себе в пестром платке, в пальто, испачканном землей. Слышит ее звонкий смех, видит сморщенный короткий носик и ярко-красное пятнышко на нем. Другую бы оно портило, а Риту украшает. Ее светло-коричневые, почти желтые глаза так и смотрят на него из темноты. Они такие же внимательные, пристальные, как и глаза председателя.

Ежась от холода, стараясь разгорячиться движениями, Ваня тоже думает о председателе. Его, как и Павла, он поразил своими кожаными руками. Как жаль, что в темноте не видно лица Павла, что их разделяет расстояние и беспрерывно гудит мотор.