Иван Лепин - Трое

А еще положила в котомку завернутую в тетрадный лист маленькую картонную иконку. Рассудила: есть ли бог, нет ли — никому не ведомо, а вдруг да и в самом деле защитная сила в иконке имеется. Хоть и без этого верит Егор в свое возвращение, а все-таки нелишне и оградить себя от беды — на всякий случай. Спрячет пусть в карман гимнастерки.

Узнала про Фросины сборы Маруся Алутина, кума, упросила ее прихватить и Дашу. Нужно, мол, Макару кое-что сообщить, да и передачу давно не носила.

— К тому же тебе веселей итить будет, — добавила.

А там весть и до Ксении донеслась. Она прибежала к Фросе:

— В Подолянь идешь? Вот кстати-то! Выручай, подруга, возьми с собой Митькю.

Сначала Фрося отнекивалась:

— Заблужусь еще с ребятами… Одной сподручней как-то, сама за себя отвечаешь, никаких тебе переживаниев.

— Мой Митькя понятливый — не заблудится, — уговаривала Ксения. — Он, если что, любого расспросить не побоится.

И Фрося под конец махнула рукой:

— Ладно, что с вами поделаешь: где двое, там и трое. Пусть Митькя собирается. Токо прикажи не реветь, чуть что.

И вот они идут: Фрося Тубольцева, Даша, Митька.

Когда миновали погост, увидели большую деревню Нижнемалиново. Там живет Дашина родня — тетя Зина. У тети Зины трое ребят, а вот мужа нет. Муж, дядя Андрей, лежит на погосте. В армию его не взяли: хромой был. А когда немцы осенью сорок первого пришли, то дядю Андрея по доносу расстреляли. Как коммуниста.

«Давно я тетю Зину не проведывала, — упрекнула себя Даша, — совсем обленилась. Тут всего-то — шесть километров…»

Да, от Карасевки до Нижнемалинова было шесть километров — Даша это хорошо знала. Она заканчивала пятый класс в здешней средней школе. В шестом только два месяца проучилась, а затем нагрянули немцы, и занятия прекратились. «Не будь войны, — посетовала Даша, — я бы уже семилетку кончила».

Они повернули не в сторону школы, а налево, в сторону деревни Верхнемалиново. Дорогу сюда карасевские тоже неплохо знают: в этой деревне находится церковь. Здесь они все крещены, венчаны, сюда по большим праздникам (особенно на пасху) многие бабушки, несмотря на яростные запреты школьных учителей, бывало, приводили своих внучек и внуков, соблазняя их всякими сладостями и батюшкиными просвирками.

Дорога пошла на крутой бугор, поросший лопухами, беленой, полынью, чернобыльником и прочим чертополохом.

Жужжали шмели, пищали в буйнотравье птенчики, беззвучно летали серебристые стрекозы.

Даше захотелось пить. Мечтательно подумала: «Вот бы сейчас у тети Зины оказаться — она бы кваском из погреба угостила… У церкви попрошу тетю Фросю остановиться», — решила она.

И тут Даша увидела, что навстречу ей с бугра спускается… отец. Она рванулась вперед, закричала, протягивая руки:

— Па-а-ап!

Фрося, ничего не понимая, вздрогнула от неожиданного крика.

А Митька крутил по сторонам нечесаной головой: что случилось?

Пока они гадали, Даша подскочила к мужчине в военной форме, ковылявшему по другой стороне дороги. Подскочила — и залилась краской от стыда: надо же так обознаться! А похож здорово: такой же коренастый, круглолицый, а на лбу — такая же гармошка морщин…

Сообразив, что оплошала, Даша отпрянула от военного (тот ничего и не понял), закрыла лицо ладонями, чтобы не заметили ни Фрося, ни Митька, как живым огнем горят ее щеки.

— Что с тобой? — спросила Фрося, хотя догадывалась, что произошло.

— Обозналась.

— Не терпится отца увидеть?

— Не терпится, — призналась Даша.

— Оно так-то, — неопределенно сказала Фрося. — Но нынче уж свидимся.

Митька же ехидно прыснул в кулак. До сочувствия в таких случаях он еще не дорос.

Наконец поднялись на бугор. Отсюда виден был белый купол церкви, вознесшийся над зарослями ракит и тополей.

Даша была любимицей отца. Нет, он не обходил вниманием двух ее младших братьев и двух сестер, поровну и конфетами наделял по возвращении из райцентра, где случалось иногда бывать, и на ноге качал всех по очереди, естественно, кроме повзрослевших уже Даши и Сережки, и на подводе всех разом катал, если выпадало свободное время. Но Дашу он любил особо. Уж больно старательной хозяйкой она была — материной помощницей. С детворой ли скажут ей побыть, печь ли растопить, грядки ли полить — безотказно выполняла всю работу Даша. Ну как такую дочь-послушницу не любить, не носить на руках?!

И училась Даша к тому же прилично, учителя про нее ни разу худого слова не сказали.