Владислав вяло ответил:
— Я к этому равнодушен.
— А надо быть неравнодушным, — возразил Семен. — Лично я не пью совсем. И вам не советую.
— Вы что, в самом деле не хотите выпить за наших дам?
— За них — всегда! Но предпочел бы чай!
— Бережете здоровье? — спросил Леонидов. — А вот я не думаю о здоровье, но, запомните, все равно проживу дольше вас.
— Слава богу, живите и приносите свою пользу, — откусывая от большого куска торта, пробурчал Семен.
— И все же вы хитрите, — сказал Леонидов. Он отошел от стола и скоро вернулся с пакетом свечей, положил их на стол. — Хитрость, она вездесуща. Кто место себе выгадывает, кто козни против другого строит, чтобы изловчиться и ухватить кусок поболе. Но, заметьте, самая мерзопакостная — это жадючая хитрость, когда, с позволения сказать, человек думает только о себе, существует только для себя. И, как вы изволили выразиться, живет в свое удовольствие. Вся жизнь его посвящена этому, до минутки. Мы работаем — он хитрит. Нас с его помощью оттеснили в тень, он — на солнышке. Потому что совести в нем — ни на грош, той самой совести, о которой мы с вами говорили. Не то чтобы он о ней не имел никакого понятия, она ему просто не нужна. С ней он не преуспеет.
— Пусть себе выгадывает кто хочет, — сказала Валерия. — Мне как-то все равно. Ну и лопнет он рано или поздно, как пузырь.
— А Сеня слушает да ест, — ухмыльнулся Леонидов.
— У него сегодня праздник, — сказал Александр. — Картина Сени попала на выставку.
— И вы молчали? — удивилась Магда.
— Одна за всю жизнь! — резюмировал Леонидов. — Ра-бо-тать надо, Семеон, работать!
На лужайку опустился ночной мрак, острее запахло скошенным сеном, из низины вместе с токами теплого воздуха доносился густой аромат болотных трав. На какую-то минуту стало так тихо, что сделалось отчетливо слышным кваканье лягушек. Из уснувшего леса долетел приглушенный крик потревоженной кем-то птицы.
— Совсем как в деревне, — сказала Валерия. — Траву-то надо бы поворошить да завтра еще стожок поставить. Пропадает сено, а кому-то корову кормить нечем.
— Касьян печалится об этом же, а вот в деревню возвращаться не хочет. Я с ним не единожды беседовал. Да вон он, — кивнул Леонидов, — обходит владенья свои.
На краю поляны и впрямь затемнела фигура человека. Она двигалась вдоль забора. Касьян шел, то и дело останавливаясь и, видимо, прислушиваясь к голосам.
— А мы ему сейчас посветим! — весело сказал Семен.
Он схватил охапку сена и понес к собранным в кучу хворостинам. Так же быстро Семен чиркнул спичкой и бросил ее на сухую траву. Пламя костра тотчас раздвинуло темноту, заплясало оранжевым светом на лицах, к небу потянулся сизый дым.
— И дым отечества мне сладок и приятен! — торжественно продекламировал Семен.
— А мне, — осуждающе сказала Валерия, — он ест глаза! Ну зачем вы жжете сено?!
— Сами же сказали, что оно здесь пропадает зря. Имеем мы, в конце концов, право отдохнуть? Предположим, я и Евгений Семенович — свободные, художники, но ведь у вас-то отпуск раз в году!
— А у нас — никогда, — уточнил Леонидов. — И Валерия права, не кощунствуйте, это все равно что жечь хлеб.
— Пожалуйста, — уступил Семен. — Не хотите света, пусть тлеют головешки.
— Пусть. Зажжем лучше свечи! — сказал Леонидов. Он разорвал бумажный пакет, высвободил свечи и зажег их одну за другой.
На столешнице встал ровный ряд горящих свечей, и все окружили их, завороженно глядя на мерцающее пламя.
— Красиво, — глядя на свечи, тихо сказала Магда. — Такой вечер, видно, уж не повторится никогда. Настоящий праздник души…
— Это все Евгений Семенович, — так же тихо отозвалась Шурочка. — Я очень благодарна, что он пригласил меня сюда.
Леонидов, как будто не слыша этих слов, прохаживался вокруг стола. В его руках поблескивал фотоаппарат, и он время от времени нажимал спуск.
— Неужели у вас что-нибудь получится? — спросила Валерия. — Тьма, хоть глаз коли.
— Объектив — не глаз, — самоуверенно ответил Леонидов, — тем более, когда заряжена сверхчувствительная пленка. Магда, — попросил он, — поверните лицо к Александру. — И снова щелкнул затвором.
Потом он направился к Валерии и вполголоса запел:
И будет нам вечно Валерия сниться,
Будут сниться с этих пор…
Следующие слова песни подхватили все:
Остроконечных елей ресницы
Над голубыми глазами озер…
Наступившую тишину вновь нарушил Леонидов:
— Пройдет какая-нибудь неделя, и все мы вернемся к своим хлопотным делам. Давайте поклянемся будущим летом снова встретиться здесь!
Читать дальше