Лица солдат, как бы отражая на себе перемену погоды, были однообразно мрачны и угрюмы. Они то смотрели по сторонам дороги, то на пятки впереди идущих, и только изредка среди шороха движения большой массы людей раздавался отдельный негромкий возглас.
— Что ты, чёрт, путаешься под ногами! — говорил какой-нибудь солдат на переднего, который, споткнувшись в глубокой колее, терял шаг.
— Чего путаешься… а дорога-то какая? Чертям тесто месить, а не солдатам по ней ходить.
Сзади произошла какая-то задержка.
— Чего стали! Ай к трактиру подъехали?
Передние соскочили с лошадей и, не отвечая, стали возиться на маленьком деревянном мостике около полевого орудия.
Чёрный приземистый солдат в длинной, не по его росту шинели, заглянув под колёса, сказал:
— Два бревна провалились. Подкладать надо.
— Чего там — подкладать! Стегай лошадей, вывезут. Ребята, подмогни.
И все, как бы обрадовавшись развлечению среди однообразной дороги, обступили орудие.
— Вывози, антилерия! — крикнул курносый солдат из задних рядов пехоты, обходившей стороной по песку остановившихся.
— Проходи, проходи, знай, — ответил ему, не оглядываясь, высокий рыжий солдат, глядя на провалившееся колесо и свёртывая мокрыми от дождя пальцами папироску из газетной бумаги.
— Ну, подходи, берись, чего стали, как бараны перед новыми воротами! — крикнул подошедший фельдфебель.
Солдаты, тесно окружив орудие, навалились плечами.
— Вали ещё раз!.. Но, но! — кричали ездовые на лошадей, от спин которых валил пар и тёмными струйками скатывались по бокам капли дождя.
Орудие выехало и, мягко утонув в песке дороги, медленно тронулось дальше.
Движение возобновилось.
— Идём не жрамши, а куда — неизвестно, — говорил недовольно солдат, устало шагавший в тяжёлых от сырого песку сапогах.
— Немцы укажут, куда, — ответил другой. — Или вон у начальства пойди спроси.
— Немцев-то этих чтой-то и не видать совсем. Границу давно перешли, а ни одного ещё в глаза не видели.
— А нешто перешли границу-то? — спросил кто-то сзади. — Что же её не видно-то было?
— А тебе что ж, сохой, что ли, проводить её…
— Ну и земля, чтоб её черти взяли. Один песок. Стоило из-за такой руки марать.
А сзади, остановившись, кричали и стегали лошадей, опять застрявших на мостике. Тяжело двигавшиеся обозные фуры сворачивали и объезжали мостик.
— Нет, по мосту видно, что границу как будто ещё не переходили, — сказал сидевший ногами к самому хвосту лошади, правивший фурой солдат в обвислой, отяжелевшей от дождя шинели и в картузе, на козырьке которого набирались светлые капли.
Лошади, с нерасходящимся паром от разогревшихся мокрых боков, напрягаясь вперёд и нажимая стёртыми плечами на хомуты, одна за другой сворачивали в болотистую низину в обход мостика.
Ночевали в чистеньком немецком городке с красными черепичными крышами, опустевшем, как вымерший улей.
— Завоевали… — говорили солдаты, утирая носы и оглядываясь.
— Куда ж народ-то подевался?
— Вильгельму пошли жаловаться.
Наутро Первая бригада Четвёртой дивизии выступила из города. Мелкий дождь с туманом так же моросил, серой пеленой покрывая дальние леса и деревни с двухэтажными домами.
Сзади показался скакавший на лошади офицер, обгонявший ряды шедшей колонны.
— Куда же вы пошли! — кричал он, ещё не доехав до колонны, устало шагавшей по овсяному жнивью. — Вам от деревни направо надо было свернуть.
Солдаты, как разошедшаяся на ходу машина, не могущая сразу остановиться, продолжали идти.
А кто-то из средины рядов негромко сказал:
— Хватились, когда уж полдороги прошли.
— Чёрт знает что! — проговорил офицер, оглядывая ряды в крайнем раздражении и в то же время в нерешительности, как бы не зная, остановить движение колонны или нет.
Потом повернул поджарую, со смокшейся гривой лошадь и галопом поскакал обратно вдоль линии шедших ему навстречу войск.
— Они сами не знают, кто где у них идёт, — сказал насмешливый голос из рядов.
— Вот так-то зазеваются, — глядь, прямо в Берлин и придём.
— А им что — они верхами едут.
— Господа, им и почёт другой…
Солдаты покосились на офицера, ехавшего в стороне по кромке дороги.
Послышалась команда: «Стой!» Солдаты остановились.
— Чего стали?
— Командир приказал.
— И то отдых. Закуривай, Семёнов.
Солдаты стояли вольно. Кто мокрыми руками доставал из кармана кисет с табаком, кто, нагнувшись в сторону, сморкался и потом вытирал руку о завёрнутую полу шинели, кто обтирал рукавом мокрый ствол ружья.
Читать дальше