— Вы, вижу, молодец, — пожал ему руку Панфилов. — Думать надо... обязательно надо. Ну, а ваш рубеж мы как-нибудь преодолеем не нарушая.
В машине он с наслаждением потер ладонью о ладонь, распрямил плечи, довольно крякнул.
— Вам, товарищ водитель, надо иметь в виду подобные неожиданности.
— Вынесло их прямо на дорогу, — не сдавался шофер.
— На войне как на войне. Все надо предусматривать, все предвидеть. — И Панфилов засмеялся, отчего его маленькие глаза сузились еще больше. Смеялся он заразительно, открыто, всем лицом, и, когда умолкал, смех еще долго таился в складках губ и в морщинках под глазами.
На сборном пункте Панфилова встретили обычным докладом. Не прерывая отдыха бойцов, расположившихся на мягкой зеленой траве, он после приветствия шагнул в центр живого кольца. Молодой безусый боец с быстрыми, чуть раскосыми глазами расстелил перед ним плащ-палатку, и Иван Васильевич с удовольствием опустился на нее в тени барбарисового куста.
Бойцы молча, со сдержанным любопытством рассматривали своего генерала. Сапоги на них были пыльные, гимнастерки влажные, края пилоток пропотели — покрылись темными венчиками.
Панфилов снял бинокль, вынул портсигар и, как бы продолжая давно начатый разговор, негромко спросил:
— А что у вас в окопах произошло? — и в его карих глазах забегали лукавые искорки.
Бойцы затаили дыхание, настороженно глядя на генерала. Панфилов закурил, переводя хитроватый взгляд с одного лица на другое. Когда его глаза остановились на том бойце, который раскинул перед ним плащ-палатку, солдат смущенно встал, без улыбки проговорил:
— Красноармеец Сырбаев... Пустые окопы были, товарищ генерал. Ложные.
— Выходит, в западню попали?
— Выходит, так, — согласился боец, и его молодое смуглое лицо потемнело.
— А кто в разведке был? — продолжал допытываться генерал.
Сырбаев развел руками, неопределенно ответил:
— Мы.
— Позарились на легкую наживу, как говорится, — вступил в разговор другой боец с мужественным обветренным лицом, — а мы на этом вас и словили.
«Должно быть, Фролов», — подумал генерал. Боец говорил с обидой в голосе, видимо, переживая оплошность своих товарищей, и его узловатые пальцы то сжимались в кулаки, то снова распрямлялись.
— Уж не Сырбаева ли вы приняли в объятия? — обратился к нему Панфилов.
Фролов оглядел добрыми серыми глазами Сырбаева и, ухмыльнувшись, пробасил:
— В объятия... Попадись мне настоящий враг, я бы его принял... я бы его так принял... — и вновь его огромные ладони сжались в свинцово-тяжелые кулаки.
— Одним словом — не дыши! — закончил за него генерал.
Взрыв хохота взлетел над поляной, перекатным эхом отозвался в ущелье.
Панфилов, смеясь одними глазами, молча пускал колечки дыма. Потом он переменил позу, выпрямив затекшую ногу, и заговорил ровным, спокойным голосом:
— Очень плохо, товарищи! Разведчик должен видеть все. И не только видеть, а понимать виденное. Простофиля в разведчики не годится. Его всегда перехитрят.
Иван Васильевич глянул на Сырбаева. Черные глаза бойца то расширялись, то суживались. В них светился быстрый сообразительный ум, и Панфилов с удовлетворением подумал, что из этого бойца, вероятно, выйдет настоящий разведчик. Такие люди не повторяют ошибок, они хорошо учатся, делая выводы из каждого своего промаха. Только направляй их по верному пути.
— Не раз придется нам, товарищи, доставать вражеского «языка», — продолжал Панфилов, — но прежде чем идти за «языком», разведчик должен узнать все повадки противника, изучить его оборону, отыскать в ней слабое место, знать, где можно проникнуть к врагу незамеченным, а где он так тебя чесанёт, что и головы не сбережешь. Вот как должен действовать советский воин, если он назвался разведчиком. Так действовать велит нам Родина.
Глаза Панфилова загорелись. Он встал, закинул руки за спину и, глядя вдаль, закончил:
— Родину нашу, как мать, любить, лелеять надо. И драться за ее честь и свободу мы обязаны геройски, без оглядки!..
Уже взбираясь по лесистому склону к злополучным окопам в сопровождении комиссара полка и комбата, генерал услышал слова Фролова, обращенные, видимо, к незадачливому разведчику:
— Подходящий генерал. Такой нас в бой слепыми не поведет...
Панфилов нахмурился, почувствовал себя неловко, и покосился на сопровождавших его командира батальона и комиссара полка. Логвиненко шел ровно, ровно дышал и чему-то улыбался. Бронзовое лицо Момыш-улы было хмуро, — командир батальона был явно чем-то раздосадован. Иван Васильевич хотел заговорить с Момыш-улы, но тот перед самыми окопами вырвался вперед, и, добежав до густого кустарника, остановился и оправил гимнастерку. При приближении генерала он скомандовал: «Встать, смирно!», и тотчас, словно из-под земли выросшие, за его спиной появились командиры. Баурджан шагнул навстречу Панфилову:
Читать дальше