Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

Кто-то из штабных с готовностью посоветовал:

— Можно надеть на него генеральский мундир.

«Умник», — подумал Командарм, а вслух сказал:

— К чему маскарад? Нет, пускай он предстанет перед врагами таким, какой есть — со старшинскими или ефрейторскими лычками на погонах. Важно, чтоб фашисты увидели, что диктует им безоговорочную капитуляцию сам советский народ!

Зинченко и генерал Литвинов переглянулись: одновременно они подумали об одном и том же человеке. И назвали его имя. Командарм крепко потер выпуклый лоб ладонью, как бы силясь припомнить, — знает ли этого человека. Улыбнулся.

— Достоин. Встречался с ним в Кунерсдорфе.

Он распорядился прорадировать немцам — парламентер будет. Немцы почему-то торопились с переговорами. Условились, что с 4.00 до 6.00 обе стороны прекращают ведение огня. В этот отрезок времени советский парламентер встретится с представителями немецкого командования и возвратится в расположение своих войск. Ни минутой позже. В противном случае советская сторона будет считать затею с переговорами провокацией, и за смерть своего парламентера ответит беспощадной истребительной акцией.

На Берлин пала могильная тишина.

Комната, где расположился командный пункт, иллюминирована самодельными светильниками разных систем, какие только способна создать неистощимая солдатская смекалка. На столах — остатки недавнего пиршества, котелки, кружки, раскупоренные банки из-под мясных консервов.

Навстречу Сьянову поднимается начальник штаба батальона Гусев. У его ног — новенькие сапоги, рядом — на стуле — новое обмундирование. Он здоровается с сержантом кивком головы, предлагает:

— Закуси.

— Спасибо, я сыт, — устало говорит Сьянов.

Гусев осматривает его подозрительным взглядом, и Илья невольно подтягивается.

— Поизносился ты, сапоги, как говорится, всмятку и гимнастерка обгорела. Не к лицу командиру роты.

— Зато немцев сподручно бить.

— Так-то оно так, а придется облачиться во все новое.

— Зачем? — хмурится Сьянов. Уж так повелось у бывалых фронтовиков: в каком обмундировании начал бой, в том будь до конца.

Хлопнула дверь, вошел заместитель командира полка по строевой части майор Соколовский.

— А, ты уже здесь! — И к Гусеву. — Все объяснил?

— Не успел.

Соколовский сел за стол, налил в кружку чаю, положил три куска сахара, протянул Сьянову.

— Вижу, со сна ты, выпей. — И когда старший сержант сел рядом, продолжал, как о чем-то малозначащем, повседневном. — Немцы запросили парламентера. Не от сладкой жизни, сам понимаешь.

У Ильи сильно забилось сердце.

— Я готов! — поднялся он.

Соколовский не удивился, спокойно продолжал:

— Передашь им: безоговорочная капитуляция. Всем гарантируется жизнь. Офицерам сохраняется холодное оружие. После подписания акта о капитуляции — по домам.

— Ясно.

— С тобой пойдет переводчик Дужинский. Еще кого возьмешь?

— Столыпина, товарищ майор.

— Не возражаю. Все?

Сьянов подумал.

— А как быть с оружием?

— Идите так, как воевали — с автоматами и гранатами.

«В нашем положении оружие не поможет», — подумал Сьянов, но почему-то почувствовал себя увереннее. И новое обмундирование надел уже без неприязни. Правда, погоны снял со старой гимнастерки и прикрепил их к новой. Вернулся в роту вместе с Виктором Дужинским. Разбудил Столыпина. Все работало отлично: мысль, слух, зрение. Объяснил Митьке Столыпину и Дужинскому — куда и зачем идут.

Сейчас четверть пятого. Выходим ровно в 4.30. Немецкие представители будут ждать нас к югу от рейхстага — у станции метро.

Виктор сладко зевнул. Сьянов посмотрел на него сердито.

— Недоспали?

— Да.

— Доспите, когда возвратимся, а сейчас повторите, что я вам сказал!

Дужинский повторил — слово в слово. «Ишь ты, штабник, привык сладко поесть, долго поспать, а дело знает», — с уважением подумал Илья и приказал Митьке:

— Бери этот белый флажок, а я на груди прикреплю фонарик. Флажок держи повыше, буду подсвечивать. — Он помолчал, как будто что-то припоминая, и, не припомнив, спросил: — Какое сегодня число?

— Второе мая.

— Ясно.

Стрелки часов показывали тридцать три минуты пятого, когда вышли из рейхстага. Сырой ветер пахнул им в лицо. Под триумфальной аркой Сьянов задержался: куда идти — направо или налево? Решил налево. Здесь вдоль здания тянулась кирпичная стена, сооруженная немцами в оборонительных целях.