Николай Дементьев - 3амужество Татьяны Беловой

И услышала только, как Вагин, уже уходя, негромко говорил Анатолию — они оба не видели меня из-за стенда:

— Ну и башка у твоего напарника! Не боишься?

Анатолий не ответил.

— Ну, ничего, — договорил Вагин. — Кривая сложная Еще вопрос, как ее по шаблону удастся выгнуть. Да и при сварке повести днище даже очень просто может…

Он будто намекал, что у Олега может ничего не получиться, но Анатолий молчал. Вот, значит, почему Вагин не спросил Олега, по-прежнему ли он отказывается от диссертации в пользу Анатолия: Вагин хотел припугнуть Локотова, который был ему нужен как союзник. Ну и тип!..

Они ушли. Олег продолжал сидеть за столом, про меня окончательно забыл! И Женя, не таясь, с жалостью и любовью смотрела на него. Хотела ему помочь и не знала, как это сделать. И вдруг я подумала, что она куда ближе Олегу, чем я, и понимает его до конца. Я выскочила из-за стенда. Олег обрадовался мне, заулыбался, встал:

— Прости, прости, засиделся! Ну пойдем! Женя резко отвернулась, Яков Борисыч и

Туликов сделали вид, что ничего не заметили, И все те дни он был какой-то отсутствующий и все торопился домой, и было в лице Олега что-то такое, что мешало мне заговорить с ним начистоту, — он все равно бы не понял. Вот тогда я и стала задумываться все больше и больше. А Ксения Захаровна по-прежнему ни во что не вмешивалась, так же редко бывала дома. Но мама сразу же заметила мое новое состояние, сказала со свойственной ей грубостью:

— Гляди, девка, как бы матерью-одиночкой не оказалась! Вот принесешь в подоле…

К Игнату Николаевичу мы с Олегом чуть не опоздали: он вспомнил о приглашении уже вечером. Ужинали у них дома, вдруг Олег и говорит досадливо:

— Вот дела, ведь мы сегодня должны быть у Игната Николаевича: у него какое-то семейное торжество, — И с сожалением посмотрел на свой стол.

— Сходите, сходите! — настойчиво подхватила Ксения Захаровна и посмотрела на меня: пусть, мол, Олег развеется немного.

А я подумала: вот о нем она заботится, а что я вечерами кисну в их комнате — ей и дела нет. Но вслух сказала:

— Надо сходить. Неудобно людей обижать! Слышишь?

Все чаще, сама не замечая того, я говорила с Олегом таким тоном, а он только весело смеялся мне в ответ, глядя, как на маленькую. И сейчас тоже улыбнулся, но проговорил устало:

— Вот эти условности что с людьми делают! Сидеть бы мне да работать, так нет, тащись… И ведь Игнат Николаич не очень-то меня жалует.

— Странный ты человек, — ответила я. — То для тебя все как родные, а то будто и нет никого вокруг!

Олег и Ксения Захаровна удивленно и молча глядели на меня. Потом Олег обнял меня, поцеловал:

— Устала ты со мной? Но, понимаешь, такой уж у меня способ жить… По-другому не получается…

— А как же тебе, интересно, по-другому надо жить? — твердым голосом спросила Ксения Захаровна.

— Да мне-то по-другому не надо, вот ей со мной несладко. Ну ничего, ничего, все будет хорошо!

Я сама тогда удивлялась, откуда у меня эта раздражительность берется. Ведь люблю Олега, дня не могу без него прожить, и в то же время — такое…

Ксения Захаровна как-то раз осторожно спросила меня:

— Слушай, Таня, ты, часом, не в положении?

— Нет…

Но однажды я нарочно заговорила с Олегом об этом. Он рассмеялся:

— Ну откуда я знаю? Легкомысленный ответ Олега сильно обидел меня, но я ничего не стала ему говорить. А потом как-то спросила об этом Ксению Захаровну. Она печально вздохнула и ответила:

— Понимаешь, он ведь в блокаду настоящим дистрофиком был.

— Может, мне к врачу его сводить?..

— Не знаю… Не обиделся бы он…

И я никогда еще не видела у нее такого растерянного и огорченного лица.

Есть, конечно, женщины, хоть таких, наверно, и мало, которые или вовсе не хотят ребенка, или могут смириться с тем, что его у них нет. А я хотела ребенка, очень хотела, без него любовь казалась мне неполной. И я все острее и острее чувствовала это. Олег ничего не замечал или не понимал. А Ксения Захаровна очень хорошо понимала и поэтому прощала мне и раздражительность, и этот тон…

Когда мы приехали, у Антиповых уже сидели за столом. И мне было досадно, что я из-за глупой забывчивости Олега явилась в простом платье, в котором ходила на работу. А я догадывалась, что для Игната Николаевича и Полины Ивановны это неприятно, даже чуточку оскорбительно: ведь это праздник, и, значит, мы их не уважаем. Но уж совсем нескладно вышло с подарком. Олег все не мог вспомнить, какое именно у них семейное торжество, и мы купили просто цветы. Даже Николай Ильич сказал: