* * *
После обхода палат студенты обычно собирались в учебной комнате для разбора «интересных больных». На этот раз Кондратий Степанович распустил всех по домам — ожидали приезда консультанта Сняткова.
Агничка не ушла. Смутное беспокойство всё ещё не покидало её. Что произошло? Почему так странно вела себя мать при осмотре Климовой? Безнадёжная? Нет! Даже неопытный врач не даст понять этого больному. Может быть, мать сама внезапно заболела? Но после Климовой она осматривала других, потом делала перевязки…
Откинув марлевую шторку, девушка немного постояла у окна в коридоре. По-прежнему светило солнце, зеленели тополя и раскидистые липы грели свои рыжие почки.
«Что же произошло?» — раздумывала Агничка. И вдруг ей захотелось ещё раз взглянуть на «новенькую». Поколебавшись, она открыла дверь палаты.
Женщина узнала её и улыбнулась.
— Вы не спите? — спросила Агничка шёпотом. — Я зашла… Я хотела спросить… — Она замялась, несмело притронулась пальцем к подснежникам. — Может быть, что-нибудь передать вашему сыну, если он опять придёт? Утром ведь сын приходил? Я сразу догадалась, что сын. И глаза такие же серые, и волосы, и…
— Мы за Камой живём, и лес сразу же от наших окон начинается. Вот он и набрал цветов, — улыбаясь, проговорила Мария Петровна.
Агничка робко взяла пяльцы и, разглядывая вышивку, по-детски трубочкой вытянула губы.
— Красиво-то как! Это павлин?
— У меня есть рисунок. Если хотите, закажу Володе, принесёт…
— Не умею вышивать, — призналась Агничка зардевшись. — И мама тоже не умеет. У неё времени нет…
— Вышивка успокаивает. Быстрее день проходит.
— А вы не думайте! — горячо зашептала Агничка и погладила маленькую руку женщины с синими жилками. — Наша клиника самая лучшая в городе. Если будет надо, я даже маму попрошу, чтобы она сама вам операцию сделала. Моя мама сейчас за профессора осталась. Это она вас осматривала… — И опять, как при обходе, тёмные веки больной странно дрогнули. Агничка встретила испуганный острый взгляд. — Да нет! Я ведь просто так сказала! — поспешила она успокоить. — Я уверена, что и без операции обойдется.
Женщина продолжала смотреть на неё все так же странно, в упор, и Агничке сделалось не по себе.
Растерянно отступив от койки, она прошептала:
— Я пойду. Вы отдыхайте, поспите…
Мария Петровна не ответила.
…Жизнь — великая и удивительная выдумщица. Неизвестно зачем ей вздумалось снова столкнуть людей, которым не следовало бы встречаться.
Десять лет — вечность. И всё же Мария Петровна сразу узнала ту, которую когда-то обездолила. Та почти не изменилась: так же по-девичьи тонка, та же стремительная походка, и губы те же, неулыбчивые, суровые. Вот разве появились седые волосы — точно лёгкая изморозь тронула виски…
Воспоминания — короткие, обрывочные, похожие на бред, — ведь всё происходило очень давно… Привиделся Ленинград. Вместо институтского здания, где она преподавала английский язык, вместо него — безобразная, чудовищная воронка, груда кирпичей, мусора, балок…
А потом?.. Что было потом?.. Потом были теплушки, забитые до отказа. Долгий утомительный путь куда-то в неизвестность… Был страх, было отчаяние, и если бы не ребёнок…
Всё оказалось не таким ужасным, как рисовалось в воображении. Уральский город даже пришёлся по душе. И люди были обыкновенные, настоящие люди, немного молчаливые, но готовые помочь в беде. Огорчало одно: вместо преподавания пришлось работать на заводе и даже не в цехе, а просто секретарём-машинисткой.
— Сейчас не такое время, чтобы выбирать, — мягко упрекнул высокий, плотный мужчина в дорогом сером костюме, когда она, войдя к нему в кабинет с направлением, робко высказала недовольство. — Английским будете заниматься после победы, а сейчас…
Начальник планового отдела оказался душевным человеком, и Мария Петровна выделяла его из всех остальных мужчин в управлении. Он охотно выслушивал её жалобы, утешал словом. В то трудное время она чувствовала себя особенно одинокой и беспомощной — муж погиб ещё в финскую войну, и одной воспитывать ребёнка было нелегко.
Случалось, Виталий Ильич просил её задержаться после работы — нужно было срочно приготовить материалы, и тогда между ними как-то само собой возникали беседы. У него тоже был ребёнок — девочка, почти одних лет с её сыном. Он любил дочь, и едва заходил разговор о ней, как его красивое смуглое лицо оживлялось, а в голосе звучала нежность.
Читать дальше