Сегодня, видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее. Агничка заволновалась. Профессор в научной командировке, его замещает мать. Она за всё в ответе. Вдруг что-нибудь серьёзное?
В хирургическом и в самом деле произошла крупная неприятность. Ночью из отдалённого района привезли тракториста со сложной травмой черепа. Обычно в трудных случаях вызывали опытного специалиста, иногда беспокоили и самого профессора. На этот раз дежуривший по отделению молодой хирург Ранцов операцию сделал сам, на свой риск и страх. На рассвете тракторист Терентьев потерял сознание. Трудно было сказать: операция ли прошла неудачно, началось ли какое-то осложнение, только состояние пострадавшего заставляло врачей опасаться за благополучный исход.
— Как же так получилось, дорогой мой юноша? — удивлённо и рассерженно спрашивал Кондратий Степанович, глядя в упор на Ранцова. — Разве вас учили рисковать жизнью человека? Почему нарушили порядок? Может быть, посчитали, что птица, мол, неважная, из деревни, к чему лишние хлопоты, незачем кого-то беспокоить?
Старик стоял посредине комнаты в своём кургузом желтоватом халате, заложив за спину руки. Его синие глаза казались тёмными, глубокими и угрожающе поблёскивали.
Ранцов не оправдывался. Он понимал, что допустил непростительный промах: черепные операции не его область. Он теребил резинки лежавшего на столе фонендоскопа, морщил слишком румяные губы, то и дело вскидывал глаза на Галину Ивановну, словно упрашивая её остановить не в меру расходившегося старика. Галина Ивановна не замечала этих взглядов — сидела сосредоточенная, ушедшая в себя. К удивлению собравшихся, сегодня она была особенно молчалива и, казалось, думала о чём-то своём, постороннем.
Наконец Кондратий Степанович замолк, В ординаторской зашептались. Кто-то вполголоса заметил, что давно уже пора начинать обход. Галина Ивановна поднялась и, не глядя на Ранцова, скупо обронила:
— Николай Павлович, после обхода зайдите ко мне…
* * *
Обход начался с «чистой палаты». Едва открыли дверь, как две головы приподнялись с подушек. Третья, белая от бинтов, не шевельнулась. Солнце падало на лицо человека, уже не молодое, обветренное, с седоватой щетинкой, проступившей на впалых щеках и крутом подбородке. Дежурная сестра поспешила задёрнуть на окне шторку, вполголоса доложила:
— Температура сорок и две, временами бред…
Галина Ивановна села на пододвинутый ей табурет, подняла лежавшую поверх покрывала безвольную тяжёлую руку тракториста, зачем-то потрогала восковые бугорки мозолей со следами автола.
— Жена приехала. Четверо детишек у него, — сказала сестра, как будто это обстоятельство было важнее всех других и могло чем-нибудь помочь.
Агничка следила за каждым движением матери. В эти минуты мать, с непроницаемым выражением на лице, казалась ей далёкой и незнакомой.
Галина Ивановна долго не отнимала пальцы от широкого запястья тракториста. Долго она всматривалась в зрачки его глаз, приподняв серые отёкшие веки. Затем осторожно, и опять долго, обследовала его большое беспомощное тело. Было так тихо, что Агничка слышала биение своего сердца. Сердце стучало глухо, беспокойно. Что скажет сейчас доцент — эта суровая женщина, её мать? Какой приговор будет вынесен человеку?
Наконец мать подняла голову, что-то коротко, почти неслышно шепнула Кондратию Степановичу. Тот вытащил из кармана старенькую слуховую трубку, склонился рядом с ней.
Хирургов сменил седой врач-терапевт, вызванный из соседнего отделения. Но вот и он отнял от груди больного фонендоскоп и, встретившись глазами с Кондратием Степановичем, тихо и утвердительно обронил:
— Да, по-видимому.
«Сердце», — подумала с жалостью Агничка. И тут же, как бы в подтверждение её догадки, дежурная сестра поспешила ответить на вопрос, заданный седым врачом:
— Всё утро держим на камфоре и… — Девушка поправила на чёрных пышных кудрях кокетливую косынку, многозначительно глянула в ноги больного, где лежала кислородная подушка. Серая, раздувшаяся, она чем-то напоминала Агничке безобразную лягушку в больничном парке, с её раскрытым каменным ртом и обломленной лапой.
Врачи совещались долго, шёпотом, словно опасаясь, что тракторист услышит их пугающие слова.
Для всех было ясно — в организме человека шла упорная борьба, и, возможно, смерть уже брала верх над жизнью. Очень многое сейчас зависело от них, людей в белых халатах. Хватит ли у них мужества и умения ещё раз сразиться за эту, едва тлеющую жизнь.
Читать дальше