Арон Эрлих - Молодые люди

Глушков опробовал после десятидневного перерыва удобную, мягкую постель. Лишь только она была полностью прибрана, он уселся на кровати и легонько попрыгивал, раскачивая ее упругие основы.

— С приездом! — еще раз поздравил Вадим. — Но имей в виду — никаких тебе от этого последствий, никакого клейма. Так только, для острастки делается, чтобы вперед держался по-человечески, не позволял себе…

Витька сверкнул горячим взглядом.

— Никаких последствий?.. А пошел ты знаешь куда!.. Никаких последствий!.. — Витька сплюнул себе под ноги на циновку и зажал уши ладонями. — Гад проклятый ваш Алешка Громов. Ничего, я еще с ним поговорю, с вашим Алешкой… Будет он меня помнить…

И тут же, забрав свой костюм, Глушков ушел из дому, продал костюм на рынке. Денег выручил мало, немногим больше половины заплаченного им самим, да черт с ними, с деньгами, только бы не оставаться в этих местах ни одного лишнего часа. Потом подался на вокзал, внимательно ознакомился с расписанием мимо идущих поездов, рассчитал, что наиболее подходящий ему поезд в два сорок пять, ночной, почтовый. Хватит денег после расходов на жратву — купит билет до Куйбышева, а нет — словчится и так… Послезавтра в ночь!.. Потому что завтра он сходит еще на Суворовскую, в последний раз… Уже не в новеньком костюме, а бот в этих замызганных штанах, в засаленной блузе, ничего не поделаешь… Может, и испугается «сестренка», он скажет, что прямо с работы попал. Он ни в чем ей не признается, а только посмотрит на нее на прощанье, маленькую ее ручку пожмет… Милая «сестренка»!..

Но не повезло Витьке Глушкову. Пошел он на другой день на Суворовскую, но никого не застал дома — ни Кати, ни Раи, ни даже бабушки. Не с кем было и прощальный привет передать… Он вернулся в общежитие в тот жаркий солнечный час, когда весь дом пустует, никого здесь, кроме вахтера и уборщиц. Разделся. В зеленой майке и в черных трусах валялся на постели.

Неожиданно в неурочную пору вернулся Самохин. Витька притворился, будто крепко спит. Повернувшись лицом к стене, он дышал мерно и громко, иной раз даже с присвистом, как и полагается здоровому, глубоко и безмятежно спящему человеку. Прислушивался к звукам и догадывался, что делает Самохин: вот повозился он немного возле своей тумбочки, потом прошагал от кровати к стенному шкафу, повесил на распялку костюм, вот протарахтел зубной щеткой в футляре, теперь освобождает от обертки свежий кусок мыла — в комнате потянуло хвойным запахом, — вот зашагал к двери. Витька искоса глянул ему вслед, — Самохин в одних трусах с полотенцем через плечо уходил в душевую.

«Велосипед!» — в мозгу точно выстрелило этим словом. На обычном месте в простенке не было велосипеда. Как лежал Витька — в трусах, в майке, босой, — ринулся он в коридор, прошлепал по свежевымытому прохладному полу, спустился с третьего этажа в вестибюль с колоннами… Правильно, — велосипед оставлен здесь, должно быть, под присмотр дежурного вахтера. Но никакого дежурного нет на месте. Конечно, он где-нибудь здесь, совсем близко, может быть за распахнутой наружной дверью, спустился по всем шести ступеням высокого крыльца и поэтому его не видно… Но и на улице дежурного не оказалось. Ага… Значит… значит, сама судьба!.. Лишние деньги не повредят в дороге…

Мгновение спустя Витька уже катил на велосипеде по тротуару, свернул в ворота, сделал быстрый круг по большому двору. Мысли в нем мелькали, кажется, с не меньшей быстротой, чем сверкающие в движении спицы колес.

Дети играют во дворе — это ничего. Тут — в мяч, там — в расчерченные мелом по асфальту классы. Вот несколько мальчишек кинулись бежать за ним, — ничего, ничего, им никакого дела до велосипеда, им бы только на татуировку поглядеть… «Ой-ей-ей!.. Гляди, у него и под майкой сколько нарисовано!» — кричал кто-то из ребятишек. Пожилая женщина вышла на черное крылечко, перекинула ковер над железной оградой, — вот это хуже!.. Она начала усердно колотить палкой по ковру… А не следит ли кто-нибудь из окон? Вон сколько окон глядят в глубокий колодец двора… Еще круг, еще… В случае чего — он просто взял на несколько минут машину товарища, чуточку размяться в солнечный денек и проверить, не забыл ли, как ездят на велосипеде… Нет никого. Дети отстали. Женщина, орудуя палкой над ковром, повернулась к нему спиной. Витька быстро юркнул в узенький ход, ведущий к самому дальнему углу двора. Там в глубине всегда открытый дровяной сарай…

Сумрак в сарае. Лишь в двух небольших квадратах, вырезанных на верху глухой стены, реют в косо падающих озаренных столбах золотые пылинки.