Федор Панфёров - Бруски. Книга IV

Стеша ждет: сейчас Кирилл снова выстрелит в эту утку, но Кирилл не стреляет, а по воде доносится:

— Больно ты красива… живи!

— Вот он какой, — прошептала Стеша и с этой минуты неотрывно стала следить за ним.

Кирилл вышел на берег, сел в лодку и начал подбирать убитую дичь. Он, бросая уток в лодку, плыл к зарослям. И разом присмирел: неподалеку от него, на плесе, сели чирки. Но чтобы достигнуть плеса, надо выбраться на берег низкого острова, пройти по нему. Кирилл осторожно причалил лодку, вышел на берег. Нет. Это не земля. Это — торф, оторванный от земли, превращенный в пловучий остров. Ноги не просто вязнут, они уходят в мокрую торфяную массу, как кашу.

— Неужели пойдет? — тихо и со страхом, произнесла Стеша и пристыла на месте.

Торф-плаун под Кириллом колеблется, накатывается волнами. Кирилл не шел, а крался, низко сгибаясь. И вдруг в одном месте жидкая масса рухнула — и он скрылся в рыхлой мути.

— Ой! Кирилл! — перепуганно вскрикнула Стеша и тут же снова замерла.

— Вот черт! — проворчал Кирилл, выбираясь из трясины. — Вот черт! — повторил он и пошел обратно.

На твердом берегу он разделся и стал выжимать белье, очевидно не предполагая, что за ним кто-то следит.

В утренних лучах тело его блестело бронзой.

«Какой он все-таки сильный, — залюбовалась им Стеша. — Но что он хочет делать?»

Кирилл вылил из сапог воду, выжал белье, куртку и затем взялся за цепь, прикованную к носу лодки, дернул — и лодка выскочила на остров.

— Ну, пошли, — проговорил он, перекинув цепь через плечо, качнулся вперед. Качнулся раз, два, — лодка по торфу двинулась за ним, а он шагал, наклоняясь, напрягая мускулы.

В это время из-за острова молниеносно налетает стая уток, спугнутая, очевидно, Богдановым. Кирилл бросает цепь и палит в стаю. Падают две утки. Одна из них, подбитая, нырнула, затем вынырнула, осмотрелась и, шлепая крыльями, побежала по воде. Кирилл снова бьет в нее. Утка падает в камыш на противоположный берег плеса… и Кирилл — вот чудак! — ничего не обдумав, кидается в воду. Вода ему по колено, но вот он ухнул в водяную ямину и поплыл.

— Экий!.. Кири-илл! — закричала Стеша. — Кирилл!.. Нет, не слышит… Кирюша-а-а!

Кирилл остановился. Посмотрел кругом и вдруг, все бросив, кинулся к лодке: он понял, что это был не простой крик, это призыв — и на этот призыв он пошел, как опьяненный.

Лодка стукнулась о берег. Кирилл выскочил на землю, заросшую травой, заваленную сухим хворостом, и, голыми ногами с треском ломая хворост, по какому-то чутью полез напрямик — и через несколько секунд свалился перед Стешей. Рука Стеши легла ему на голову, затем соскользнула на спину, и Стеша тихо проговорила:

— Дуралей ты… мой!..

Спустя некоторое время где-то далеко на берегу, около бора, раздался трубный зов. Кирилл схватил ружье, разломил его и, приложив дулом к губам, ответил — пронзительно и громко, как бы говоря:

— Мы здесь! Мы здесь!

— Что? — спросила Стеша, чего-то перепугавшись.

— Сергей Петрович Сивашев приехал.

— А как ты узнал?

— Мы договорились… так сигналить…

Открывалось большое торжество большого государства.

1926–1936 гг.

Вольск — Москва — Репное — Киев — Москва.