Николай Бирюков - Чайка

— Не придется тебе, товарищ секретарь, после войны сказать: сохранили мы честь комсомольскую — уся чистенька, кроме одного пятна, а пятно это — Женька Омельченко: треба було до конца держаться, а она, подлюга, на смерть напросилась.

— Ну, зачем о смерти? — поморщилась Катя, Женя простодушно рассмеялась.

— Цэ я так… в порядке официальной части. — И взволнованно добавила: — Не бойся, Чайка, не подведу!

Поняв, что подруга шутила для того, чтобы успокоить ее, Катя растроганно проговорила:

— Я это знаю, Женечка… Не об этом я… Себя береги… Их — тоже…

— Не подведу, — повторила Женя и пошла. — Мамке моей передай: скоро свидимся.

— Гарно.

Кутаясь в шаль, Женя вышла из лесу и зашагала по тропинке. Она была уже недалеко от полустанка, когда ее заметили. Два солдата выскочили из-за телег и побежали ей наперерез. Женя остановилась и дала себя схватить.

Катя, не отрываясь, смотрела на нее в бинокль.

…Первая телега, которую тащила мать, была уже по ту сторону полустанка, а Женя стояла в низине перед офицером и что-то говорила, степенно разводя руками. Офицер махнул рукой. На несколько минут Катя потеряла подругу в толпе. Потом увидела ее возле самого пригорка, на который втаскивали очередную телегу. Увидела, как Женя с ходу подперла телегу своим сильным плечом, и, опустив бинокль, прошептала:

— Так лучше, чем прямо на мост… безопасней… Взгляд ее упал на окровавленную руку. Она потерла ее, и на руке явственно обозначились следы зубов. Прокус был, очевидно, глубоким: кровь продолжала сочиться.

Нет, она не выстрелила бы… нельзя, помешала бы Жене… И той пришлось бы сегодня итти прямо на мост: медлить нельзя ни минуты. Об этом все время помнила, а вот как руку себе прокусила и как Маруся патроны вынула — не помнит.

«Нехорошо. Нельзя так забываться…»

Фон Ридлеру стало ясно, что партизаны решили зажать строительство в тиски. Не разгромить отряд — значило все время чувствовать над собой занесенный меч.

— Прочтите последнюю фразу, — приказал он секретарю.

— «Лица, которые будут уличены в том, что могли выполнить приказ и не выполнили, подлежат расстрелу вместе с семьями». — Секретарь обмакнул перо в чернильницу и вопросительно посмотрел на шефа.

Ридлер забарабанил по столу пальцами. После танков и виселиц расстрел вряд ли произведет впечатление. Может быть, следует проводить с этими свиньями политику «кнута и пряника»? Никто не откусит от «пряника» — пусть: все останется без изменений — ни выигрыш, ни проигрыш. Но если кто соблазнится, то навсегда окажется в его руках, как пескарь на крючке. Каждый русский, на которого сможет он наступить, как на кочку в болоте, не боясь провалиться, — лишний шанс на устойчивость в этой дьявольской местности.

— Перечитайте начало.

Секретарь вытер с лица пот.

— «Приказ номер девятнадцать. Всему русскому населению Певского района. Во время разгрома партизанской банды сбежали ее главари Зимин и Волгина и с ними несколько рядовых партизан. Приказываю: вменить себе в священный долг помочь властям изловить названных бандитских главарей…»

— Стоп! — остановил его Ридлер. — Пишите дальше: «а) Тот, кто укажет на их след, получит 5000 марок и освобождение от принудительных работ как для себя, так и для всей семьи. б) Лица, которые самостоятельно поймают указанных преступников и доставят их в гестапо или передадут местным немецким властям, получат 10 000 марок, дом в любом селении, корову, лошадь, 5 овец и 4 гектара земли на вечное пользование. в) Рядовые партизаны, которые явятся с повинной и укажут, где прячутся их главари, получат помилование, свободу и 5000 марок. г) Лица, которые будут уличены в том, что могли выполнить приказ и не выполнили, подлежат…»

— Расстрелу вместе с семьями? — с угодливой улыбкой спросил секретарь.

Ридлер не ответил. Хрустнув пальцами, он поднялся с кресла и прошелся по кабинету.

С улицы донеслась визгливая песня:

Задержавшись у окна, Ридлер увидел на дороге двух своих офицеров. Один, смеясь, вертел в руке женскую шляпу с пером, другой отстранял от себя бабу с растрепавшимися волосами, а та висла у него на шее и сквозь пьяный хохот визгливо вытягивала:

— Кто эта шлюха?

Секретарь заглянул в окно и тихонько хихикнул:

— Аришка Булкина…

— Привести!

Аришка вошла в кабинет, обеими руками подбивая под шляпу волосы. Она была немного встревожена, но улыбалась.