Ахмедхан Абу-Бакар - В ту ночь, готовясь умирать...

Хасан заинтересованно рассматривает бороду Тавтуха.

— Хи-хи! Это у тебя несчастной пятерки «не может быть»! Что я, врать буду? Своими глазами видел!

— И чья же… голова?

— Селедочная! — выпаливает Тавтух, отдуваясь смесью чеснока и «южного» разливного. — Дай хоть полтора рубля! Тоже нет? Жаль, закуска пропадает! Что за жизнь? Ишак есть — сена ни клочка, сена навалом — ишака нет!

Махнув рукой, Тавтух Марагинский рысит к чайхане.

— Странный какой, — замечает Хасан, глядя ему вслед.

— Ничего. И хуже Тавтуха бывают. Так о чем мы говорили?

— Вот представьте, почтенный Кичи-Калайчи, что это вы — молодой человек, только отслужили, вернулись домой, где мать-вдова и за душой у вас — пока ничего, кроме пары рук и звания рабочего-каменщика. Как бы вы поступили?

— Постарался бы забыть слово «любовь».

— Это вы по-стариковски так думаете. Ну, что ж, они по традиции — и я по традиции… друзья помогут похитить.

— Но, но! Не дури, парень! Если даже с согласия девушки — и тогда прокурор не меньше трех лет потребует!..

— Зато я буду знать, что она — моя жена. Верные слова говорил мне один дружок: «Я, Хасан, дисциплинарных взысканий не боюсь. Делом за свой проступок прощенье заслужу. А вот если у меня любовь отнимут — тут не поправить, не вернуть ничего нельзя». А что, не прав он?

— Пожалуй, прав… Вот и я припоминаю случай. В ауле, рядом с нашим курортом парень так же подговорил дружков… потом его судили. Похищенная год ждала, второй, а родители все-таки одолели ее, выдали за соседа-вдовца, и уж тут все по закону, зарегистрировали брак, в паспортах указано и когда, и за кого. Оказывается, и так, сынок, бывает. А знаешь, как аллах развеселил Насреддина? Сначала спрятал его ишака, а потом помог найти скотину…

Хасан с яростью срывает кепку и снова нахлобучивает по самые брови.

— Какой-то заколдованный круг! Комсоргу стройки говорил — тот советует в райком комсомола идти… А может, и райисполком отзовется?

— На своем посту каждый борется с пережитками… А придет на свадьбу и, как все гости, кладет деньги в свадебную копилку. И не потому, что обычай — старше закона, а чтобы не осудили такие… ну, вот как этот самый Тавтух…

— Он что, больной?

— Здоровее нас. Вино испортило — и душу, и разум. Бывает в жизни день, даже час, когда человеку надо крепко взять себя в руки, а этот… Середка его погубила! Не буду уверять, что сам не пью, но всегда помню; первый и последний стакан в застолье — будут и на здоровье, и в знак уважения. Все остальные, что в середке между ними, — продажный разум!..

Кичи-Калайчи достал свою видавшую виды трубку, высыпал в нее из газыря табак. Раньше в газырях бывал порох, а теперь, как видите, старик приспособил их для другой цели. Так что, почтенные, ничего нет постоянного на свете — все течет, все меняется. Меняется не только форма, но и содержание.

— Над головой мужчины должен быть дым: пороховой или табачный. Лучше табачный… — как бы про себя говорит старик и вглядывается попристальнее в парня. — Куришь?

— Спасибо. Не курю.

— Иногда, в печали, и табак — советчик… Ты прав: чем мучиться, отвыкая от дурных привычек, — лучше к ним и не привыкать… А ты посылал сватов к Бусрав-Саиду?

— Сам ходил, словно чувствовал, что откажет.

— Как сказал отец Меседу?

— «Как положено у людей. Соблюдая все горские обычаи». Я по-честному признался: без Меседу мне жизни нет, а накопления… откуда же у вчерашнего солдата! А он как захохочет! Говорит: «От любви еще никто не умирал! Проживешь и ты без Меседу лет сто, как минимум!.. Верите, отец, его смех, как ножом по сердцу! Мать узнала — плачет… У нас даже своего дома нет, снимаем комнату в поселке «Добрая надежда», и улица, как на смех, знаете как называется? Счастливая!..

— Зачем «на смех» — очень символичные названия. Мать работает?

— В столовой. Судомойкой.

— Что за столовая?

— Девятая, рабочая. Ее недавно построили.

— Знаю, приходилось бывать. Хорошо готовят и посуду до скрипа моют…

Кичи-Калайчи примолк — то ли грусть заразительна, а может, Тавтух расстроил. Но недолго старик сидел нахохлившись. Вскинул худой подбородок, яростно затянулся — из трубки искорка взлетела. Хлопнул парня по коленке:

— Хочешь, помогу тебе?

— Как? Чем?

— В женитьбе. — Это было сказано решительно.

— Бусрав-Саид упрямый человек, я сам узнал. Да и вы не отрицаете. Переубедить его невозможно.

— Я и не собираюсь бритого называть бородатым. Пока не спрашивай, что к чему, поверь: и свадьба будет, и приглашенные.