Ахмедхан Абу-Бакар - В ту ночь, готовясь умирать...

Безотказный старик, он и в свои годы не утратил слуха к чужому горю. Каждое лето работал в саду пригородного курорта, где крепкими, как бульон, серными ваннами излечивают немощи телесные. А духовные? Разве от них меньше страдают, чем от ревматизма или отложения солей? Нет, не зря врачи курорта прозвали Кичи-Калайчи «наш психотерапевт» — так хорошо он может утешить опечаленного больного, выразить сочувствие, а главное, вырастить цветы надежды в душе, опаленной хворью.

…Его взяли вчера.

Его зовут Кичи-Калайчи из Кана-Сираги.

Во многих домах в тот вечер говорили о старике. Высказывали самые разные догадки и приходили к одному выводу: чужая душа — потемки, фонариком может высветить ее только милиция.

И никто из соболезнующих, сидя за вечерним жиденьким чаем вприкуску, в своих спорах и догадках даже и близко не подошел к тому, что произошло на самом деле. А случилось такое… Но давайте не торопить события. Не зря же сам Кичи-Калайчи говорит: «Чтоб шумел камыш, кто нужен? Ветер!»

А все и началось с ветра. Был ясный осенний полдень.

Почтенный Кичи-Калайчи с утра успел сдать заявку на тридцать саженцев грецкого ореха и убедил директора питомника, что больных лечат не только серными ваннами, но и розами. Крупными чайными Кичи-Калайчи задумал обсадить танцевальную площадку, а мелкие центрифольные, на штамбах, протянуть между летними павильонами с тенистыми террасами.

— На голую землю окурок сам летит, а на розовый куст?..

Директор питомника согласно кивнул головой. Он любил старика.

Ах, кем только не был на своем веку Кичи-Калайчи! Пастухом и каменщиком, солдатом и партизаном, «сельсоветом» и пахарем, доил коз и овец, колол дрова для школы, косил сено, сочинял н пел свои песни, играл на зурне и на свирели… Но главная профессия — лудильное дело, и не зря ему дали имя Кичи-Калайчи, что значит Бравый Лудильщик. Его помнят и в Закаталы, и в Алазанской долине, и в заоблачном Куруше; помнит его и Майкоп, — словом, нет аула или города на юге, где бы старик не имел кунаков.

Понятливым оказался директор. Придерживая заявку левой рукой в черной перчатке, правой дописал все, что просил садовник, уже такой старый, что вряд ли увидит, как будет цвести грецкий орех… А вот розы, пожалуй, еще при нем войдут в силу.

До прихода курортного автобуса времени оставалось много, и Кичи-Калайчи пошел побродить по городскому парку. Долго стоял возле детской площадки: интересно же посмотреть, как трехлетний «водитель» впервые садится за руль крохи «Москвича», забирается в космическую ракету.

И все-таки сколь не манят рули и колеса, а стоит появиться пони или ослику с красиво разукрашенной арбой, глаза у детей сверкают радостным любопытством; есть на площадке и любимый козлик который, так смешно бодается, если подставить ладонь.

Около чайханы было, пожалуй, не менее шумно, чем у детворы. Многие выходили оттуда неуверенной походкой начинающих канатоходцев и с пламенеющими щеками сталеваров.

«Какой же крепости должен быть чай, чтоб таким здоровякам пришла хана! — усмехнулся про себя Кичи-Калайчи, когда двое краснолицых, по-братски упираясь в третьего, закренделили по тенистой аллее. — Сколько живу на свете, а не видал, чтобы после чая люди качались, как зимний камыш на ветру! Оказывается, бывает. Всяко бывает в жизни… Однажды лягушку спросили: почему она все время квакает, а она хорошо ответила: что же мне, клювом щелкать? Я же не аист!» Так, развлекая себя, поглядывая по сторонам, Кичи-Калайчи дошел до скамейки, укрытой с трех сторон плакучей ивой и кустами барбариса.

Тут сидел парень и тоскливо высматривал что-то в набегавших на берег синих волнах Каспия. Свежий осенний ветер оглаживал парня, трепал по волосам, каждую пылинку с плеч сдувал, но, видать, такой сумбур был у парня на душе, что ни море, ни ветер не могли отвлечь от горестных дум.

Машинально ответил он на приветствие Кичи-Калайчи, подвинулся к самому краю скамьи, но даже не поднял головы.

Стариковские глаза зорки. Усаживаясь рядом, Кичи-Калайчи уже кое-что знал о соседе. Если под пиджаком гимнастерка цвета полыни после дождя и такие же шаровары, а на высоких, грубой кожи ботинках полосами въелась кирпичная пыль, что ж тут гадать. Парень совсем недавно демобилизовался, работает на стройке, может, тут же, на берегу, где уже завели под крышу здание просторного приморского кинотеатра.