Владимир Попов - Сталь и шлак

— Дорогой вы у меня мастер, — сурово сказал он Шатилову, сидевшему с понурым видом, — очень дорогой. Больших денег заводу стоите. Снова вашу сталь в переплавку.

— Сергей Петрович… — начал было Шатилов, но Крайнев прервал его.

— Вы же танкист, Шатилов. Нас с вами на фронт не послали, чтобы мы сталь отливали для танков, а мы что делаем? Шесть танков можно было бы одеть броней из этой плавки. Вы понимаете, в чем ваша ошибка?

— Понимаю. Я неудачную плавку от Лютова принял.

— Вторично?

— Вторично, Сергей Петрович.

Крайнев с минуту помолчал, пытаясь подавить в себе вспышку гнева. Он ни себе, ни другим не прощал повторения сделанных ошибок.

— Вы получали от меня указание не принимать от мастера плавку, если он вел ее, нарушая технологию?

— Получал, Сергей Петрович. Виноват.

— Так что же, черт тебя побери, распоряжений не выполняешь? — крикнул Крайнев. — Брак льешь! «Получал, Сергей Петрович, виноват, Сергей Петрович!» Принял плавку — отвечай за нее головой. Почему принял?

— Ну как не принять? Лютов — мастер опытный, и вдруг не принять. Неудобно как-то.

— А-а, так тебе перед Лютовым неудобно, а брак лить удобно? Перед заводом удобно? Перед фронтом удобно? — Крайнев даже задохнулся на последнем слове.

Дверь рапортной слегка скрипнула, вошла девушка в белом берете и задержалась у входа, поправляя каштановую прядку волос, выбившуюся на лоб. По напряженному молчанию присутствующих она поняла, что рапорт сегодня необычный. Взглянула на начальника, затем на мастера, стараясь по выражению их лиц угадать, что здесь происходит.

— Товарищ Теплова, — обратился к ней Крайнев, — подготовьте распоряжение о том, что мастер Шатилов снимается с работы, и скажите художнику, чтобы он написал плакат: «Позор бракоделу Шатилову, выпустившему две плавки не по анализу!»

Крайнев вышел из комнаты и пошел в разливочный пролет. В канаве третьей печи медленно остывали слитки неудачной плавки. Четкие линии слитков, прекрасная, чистая поверхность их граней снова возбудили у него горькое чувство досады. Мелочь — несколько тысячных долей процента фосфора сверх допустимого — сводила на нет результат десятичасового напряженного труда шихтовщиков, печевых, канавных.

Но еще более досадовал он на себя.

— Значит, плохо учил, мало требовал, — сказал он вслух.

Ошибку мастера он переживал как свою собственную.

После ухода начальника цеха в рапортной долго царило молчание. Первым нарушил его Луценко — опытный сталевар, давно вышедший на пенсию и вернувшийся на завод в первые дни войны.

— Сколько раз я тебе твердил, Шатилов, — угрюмо произнес он, — прижимай ты Лютова при приемке смен, а ты все — «Николай Ваныч» да «Николай Ваныч». Вот тебе и Николай Ваныч. Он плавку, что сам выпускать будет, ведет так, что комар носа не подточит, а если видит, что другому эту плавку выпускать, — обязательно свинью подложит. Вот теперь и расхлебывай.

— Хуже нет, как от Лютова смену принимать, — громко сказал молодой, из ремесленников, подручный Сашка и зло посмотрел на мастера своими озорными глазами.

— А ты что понимаешь? — спросил его кто-то из глубины комнаты.

— Я, может, головой и не много понимаю, — огрызнулся Сашка, — зато моя спина понимает: как покидаешь после Лютова в печь известки, так до другого дня не разогнешься.

— Здорово сработали: шесть танков недодали, сто карбованцев премии потеряли, сколько материала извели, когда теперь его переплавят! Сами осрамились, мастера своего потеряли, та ще и в получку грошей недосчитаемось, — сказал Никитенко, грустно глядя в угол.

— Шатилов! — окликнул Матвиенко. — Ты помнишь, как Гаевой на активе говорил: «Иногда одного пожалеешь, а весь коллектив обидишь».

— Да ну вас к чертовой матери! — вскипел молчавший до сих пор Шатилов. — Мало того, что от начальника попало, так и вы все накинулись… — И он вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.

— Слабоват ты на расплату! — крикнул ему вслед Никитенко и выскочил из рапортной.

За ним ушли и остальные.

В опустевшей комнате осталась одна Теплова. Несколько минут она сидела, сосредоточенно о чем-то раздумывая, затем взяла журналы плавок и, торопясь, начала делать из них выборку. Чем больше цифр выписывала она на бумагу, тем серьезнее становилось ее лицо.

Раздался телефонный звонок. Это Крайнев напомнил о необходимости представить ему материалы о работе цеха за истекшие сутки. Когда она, наконец, появилась в кабинете начальника цеха, до общезаводского рапорта у директора завода оставалось не более двадцати минут. Крайнев с укоризненным видом взглянул на часы. Теплова извинилась и добавила, что раньше прийти не могла.