Владимир Попов - Сталь и шлак

Ирина решила обратиться к Пфаулю. Он принял ее с какой-то нагловатой любезностью, которая заставила сразу насторожиться.

Комендант города выслушал ее просьбу о предоставлении работы с выражением полной готовности помочь.

— Это очень просто сделать, — сказал он, улыбаясь. — У нас есть, ну, как бы сказать… увеселительное заведение, для господ офицеров…

Ирина вскочила со стула.

— О нет, нет, вы не подумайте ничего плохого! — замахал руками Пфауль. — Вы будете просто хозяйкой, украшением салона.

— Вы забыли, — вспыхнула Ирина, — вы забыли, что я… что я…

Комендант города издевательски усмехнулся:

— Вы сами забыли об очень многом, моя милочка, и стоит ли вспоминать об этом?

Ирина повернулась и выбежала из кабинета. На улице было сыро, туманно, и Ирина ничего не видела впереди.

После того как Ирина ушла к Вехтеру, Смаковский запил. Как все люди его типа, наглеющие в дни удач и теряющие почву под ногами при первом ударе судьбы, он начал быстро опускаться. Квартира пустела — вещи обменивались на самогон.

Неожиданно явился Пивоваров. Вид Смаковского ему не понравился — обрюзгшее лицо, мутные глаза, мятый костюм. Пивоваров начал разговор издалека, прикидывая в уме, может ли этот неудачник чем-нибудь помочь ему. Но в конце концов он рассказал Смаковскому все, умолчав, однако, о своем визите к Вальскому.

Смаковский мгновенно протрезвел. Крайнева он давно терпеть не мог, а в последнее время боялся и ненавидел. Работая на заводе управляющим, он избегал встреч с Крайневым и никогда не заглядывал в механический цех. Теперь представляется отличный случай разделаться со своим недругом и снова возвыситься в глазах у немцев.

— Доказательства! — нетерпеливо сказал Смаковский.

— Ну какие там еще доказательства! — почти рассердился Пивоваров. — Лобачев ждал немцев и остался не для того, чтобы вредить им. Ведь у него в Берлине на текущем счету сто тысяч марок. Он мне сам говорил об этом.

Пивоваров рассказал, что во время командировки в Германию Лобачев должен был заключить договор на поставку оборудования с фирмой «Демаг», но получил взятку и заключил его с фирмой «Бамаг».

— Да что тут доказывать! — воскликнул Пивоваров. — Лобачев много лет знал, что я — белый офицер, выдающий себя за красноармейца, и никому об этом не сообщил.

Смаковский слушал его с возрастающим интересом.

— Одна беда, — продолжал Пивоваров, — боюсь идти к немцам. Вам они больше поверят. Помогите, Владислав Григорьевич.

— Помогу, — решительно ответил Смаковский и выпроводил Пивоварова, стремясь остаться один, чтобы лучше все обдумать.

Идти в гестапо он не рискнул. При одном воспоминании о замороженных глазах Зонневальда его пробирала дрожь. Смаковский явился в комендатуру к Пфаулю и подробно рассказал ему обо всем, что узнал от Пивоварова. Комендант слушал с таким видом, будто не придавал словам Смаковского никакого значения, но после его ухода поспешил к начальнику гестапо. Зонневальда не оказалось на месте. Он явился только к вечеру и, выслушав Пфауля, вызвал к себе начальника агентурного отдела. На столе появилась папка с фамилией Крайнева.

Зонневальд внимательно просмотрел донесения осведомителей об активной работе инженера Крайнева во время эвакуации, об отправке сына на Урал, рапорт начальника охраны электростанции о странном поведении начальника русской охраны.

— Арестовать и немедленно доставить сюда, только связанного по рукам и ногам, — приказал Зонневальд, закрывая папку.

Начальник отдела, выходя из кабинета, добавил: — Это крупный зверь, ваш протеже, господин комендант. Пфауль стоял угрюмый, но не сдавался.

— Позвольте, на него же было сделано покушение?..

— Это спектакль…

— Не может этого быть. Нельзя так играть… — Пфауль возражал горячо, он защищал не Крайнева, а самого себя.

Зонневальд усмехнулся.

— Это объясняется очень просто. В городе было тогда несколько, к нашему счастью, разрозненных партизанских групп. Одна не знала, что делает другая. Вот и все.

Гитлеровский офицер осмотрел бомбу, потом один из солдат по его приказанию куда-то удалился и долго не приходил. Рабочие уселись на глыбах антрацита и закурили. У Крайнева кончились сигареты. Он подошел к рабочим и попросил закурить. Никто и не подумал исполнить его просьбу. Глаза смотрели куда-то мимо, словно люди не понимали языка, на котором Крайнев обратился к ним.

Сергей Петрович отошел в сторону и сел на бревно. Атмосфера ненависти становилась уже привычной: чем острее ненавидели его рабочие, тем больше он их уважал.