Е. Крамской: Коварное оружие

Стоял солнечный осенний день. Улицы Парижа были переполнены парижанами и иностранцами. Тень от обелиска заметно удлинялась, и если бы представить себе всю площадь Согласия в виде гигантских солнечных часов, то тень обелиска, как часовая стрелка, показывала бы ровно полчаса третьего.

По тротуарам проходили нарядные дамы. Молодые девушки предлагали свежие розы по два сантима за штуку. Мальчишки-газетчики уже собирались на перекрестках в ожидании вечерних выпусков. Полицейские в кепи регулировали движение потока автомобилей, переполненных катающимися. И никто не обратил ни малейшего внимания на экипаж, неторопливо объезжавший площадь. Все было обычно здесь в этот послеполуденный час Парижа, в этот день 18 сентября 1933 года. И обычен был внешний вид туристов, сидевших в том экипаже и с некоторой долей интереса смотревших на окружающее. Конечно, это были не парижане. Те веселы и жизнерадостны, — а эти несколько хмуры и сосредоточенны.

Полицейский равнодушно пропустил экипаж мимо светофора. Два ажана, прятавшиеся от солнца под тенью платана, даже не посмотрели на экипаж. А очень жаль, потому что два туриста в экипаже вели себя очень странно.

Хорошенькая черноглазая девочка, которая прогуливалась со своей мамой, ясно увидела, как через край экипажа свесилась пухлая рука туриста. Рука в накрахмаленной манжете. В пальцах была зажата стеклянная трубочка. Вот трубочка опрокинулась… Девочка не успела досмотреть.

— Люси, не верти головой, — строго сказала ей мать. — Веди себя, как взрослая. Кстати, ты хотела пить. Ужасная жара.

Они подошли к павильону прохладительных напитков.

— Два оршада, — заказала дама продавщице. — В один бокал льду поменьше. Я так боюсь, что моя крошка простудится.

Подан вкусный молочно-белый прохладный оршад. Люси старалась вести себя, как взрослая. Она осторожно через длинную соломинку втягивала пахнувший миндалем напиток, наслаждаясь его сладостью. И она забыла мимолетное впечатление от стеклянной трубочки.

А экипаж неторопливо объезжал площадь.

— Я думаю, что двести трубочек хватит для опыта, — пробормотал турист, вынимая из кармана склянку. Его мышиные хитрые глазки искоса взглянули на соседа. — Если мы тут увеличим наш посев, нас могут заметить…

— Больше спокойствия, — ответил сосед с солидными мешками под равнодушными сухими глазами. — Парижские кролики слишком беззаботны, чтобы стать по-настоящему наблюдательными.

— Но, кажется, одна девчонка заметила ваш жест…

— Поэтому я не опорожнил трубочку. А теперь это делаю с большим удовольствием и под самым носом ажана, который зазевался на хорошенькую цветочницу.

Если бы парижский гамен, вздумавший бесплатно прокатиться на туристском экипаже, примостился на задней оси, он смог бы наблюдать удивительные вещи. Под задние колеса методически падали капельки тягучей росы. Они смешивались с пылью мостовой и разносились легкими вихрями во все стороны.

Экипаж объехал концентрическими кругами вокруг обелиска.

— Теперь, Поль, мы сможем выпить по чашке кофе, — произнес старый турист, закуривая сигару, и взглянул на часы. — В восемнадцать сорок пять вы возьмете с собой девятку и на чашечках Петри проделаете контроль воздуха. Я буду ждать вас в лаборатории не позднее двадцати. А теперь прикажите кучеру, чтобы он ехал на бульвар Араго. Там очень уютное кафе. Кстати, надежен ли кучер?

— Он щедро оплачивается, сударь, и закрывает глаза на все, что его не касается.

На бульваре Араго туристы покинули экипаж. Кучер, Жан Корво, подкинул на ладони серебряную монету и свернул лошадей в переулок. Жана Корво мучила жажда, а в переулке находился кабачок, где можно было славно пропустить стаканчик.

Старый турист жил в номере скромного отеля. Хотя он называл эту комнату лабораторией, но тут не было ни микроскопов, ни белых столов, уставленных пробирками и колбами. Старик не носил докторского халата и стерильных перчаток. Сейчас он просматривал вечерние газеты, и ему не мешал веселый джаз, насвистывавший фокстрот. Когда увидимся, малютка. Осторожный стук в дверь. Старик встал, поправил помочи и выключил радио.

— Добрый вечер, сударь, — приветствовал старика Поль. Его мышиные глазки сощурились. — Мы славно поработали с девяткой. А вот и он…

Следом за вошедшим в комнату мягко шагнул невзрачный человечек с саквояжем.