Борис Дубровин - Счастье первой тропы

«Иринка, милая! Во-первых, поздравь меня: пущен второй по счету алюминиевый цех!

Ты просила написать о наших спортивных делах. У нас открылась детская спортивная школа, созданы секции спортивной гимнастики, футбольная, волейбольная» конькобежная, секция настольного тенниса. Все тренеры работают в них на общественных началах. Налажены у нас дела и с туризмом. Как видишь, у нас есть чем заниматься — только выбирай.

На днях я говорил с Жарковым о квартире. Он заверил меня, что все будет в порядке. Партком и профсоюз не возражают. Лишь бы вы поскорее приехали. Я так счастлив, что ты уговорила отца и мать перебраться сюда! Врачи у нас здесь отличные! Все будет хорошо. Для встречи все уже подготовлено. Только дай телеграмму. Целую тебя нежно-нежно. Григорий».

Сквозь декабрьскую ночь 1963 года мчался самолет. На одном из кресел неподвижно сидел Сергей Миронов. Ему вспоминались дымки умирающих костров. Тех самых, которыми оттаивали землю. Григорий кладет кирпичи, а позади его Элла... Григорий показывает ребятам, как надо съезжать с горы на лыжах... Морозной ночью сгружают стройматериалы... Завод ЖБИ... Водоочистные сооружения... На трибуне в клубе Григорий... Он, Сергей, смотрит на алый камешек — рубин — последний из присланных ему братом-геологом... Голос профессора: «Предупреждаю, операция рискованная! Вам грозит резкое обострение, переходящее в общий паралич. И зрения можете лишиться окончательно! Все вы взвесили? Подумайте еще раз!..» И, наконец, совсем недавнее: операция...

— Вы меня видите? — спрашивает профессор.

Сергей молчит, пораженный красотой открывшегося мира.

— Пошевелите правой рукой!

Рука двигается еле-еле, нога не слушается.

— Прекрасно! Прекрасно, мой дорогой! — сияет профессор. — Вы сами не понимаете, как это хорошо. Теперь вы разработаете и руку и ногу. Может быть, потребуются годы, может быть, год. Все зависит от вас.

Его тронули за плечо, и он очнулся от своих дум, открыл глаза. Снова непривычно ярко и празднично распахнулся мир.

— Смотрите, ваш город! — сказал ему сосед-офицер. — Наверное, уже соскучились?

Сергей молча кивнул и глянул в круглое, как иллюминатор, окно. Густая тьма налипла на стекло. Тьма не сдвигалась, да и самолет, казалось, гудел, застыв на месте. Но вот какой-то крен ощутил Сергей, глянул чуть ниже и сразу увидел костер, такой же распадающийся на части, умирающий костер, какой он видел не раз, когда землекопы оттаивали промерзшую почву.

Самолет наклонился еще, и тут Сергей понял, что это вовсе не так. Костер не умирал, он был просто заслонен крылом самолета. А сейчас внизу виднелось что-то удивительное, что можно по блеску и сиянию сравнить только с драгоценными камнями. Со всеми теми камешками, которые на протяжении пяти лет присылал ему брат-геолог и которые он тайно дарил Элле.

Но нет, это и не костер и не горсть драгоценных камней — это огни Шелехова. Огни, что загораются в окнах цехов и домов, вспыхивают цепочками вдоль улиц, разбегаются в разные стороны, разгораясь все ярче и ярче.

И хотя там внизу мела пурга, огни оттесняли и пургу и тьму.

Они множились.

Росли ввысь.

Жили!

Шелехов — Москва

1962-1964.