– Ваше величество, позвольте войти?…
– Ну, что там опять? – уже включаясь в игру, брюзгливо спросила мама.
Я испуганно приоткрыл дверь, коснулся кончиками пальцев пола, доложил:
– Супы варятся, овощи нечищены, Томас информирован относительно каши, обещал доставить ее на стол!…
Светка весело захохотала.
– Ну что ж, – сказала мама и вдруг тоже улыбнулась, опять с удовольствием глядя на меня. – Ребятам привет передай!
Я посмотрел ожидающе на нее, она поняла, сказала даже весело:
– Смотри не утони!
– Я на глубину не полезу! – пообещал я. Светка все хохотала, ухватившись за край стола.
«Ну, иди, иди!» – кивнула мне мама.
Встретиться договорились у школы: «Начинать будем с исходных позиций!» – авторитетно сказал месяц тому назад Венка. Но когда я выскочил из-за угла, около здания школы, такого знакомого я пустынного сейчас, стояла только Лена Семенова. Лена не видела меня, смотрела в землю, улыбаясь чему-то, водила по асфальту носком туфли. Я поглядел на нее, маленькую, щупленькую, в тщательно отглаженном платьице, знакомом по школе; светлые волосы у нее были гладко зачесаны назад, собраны на затылке старомодным узлом; в маленьких, почти как у Светки, руках она держала старенькую сумочку, с ней ее мама приходила раньше на родительские собрания в школу, и вообще Лена чем-то напоминала Светку, хотя и была старше ее больше чем в три раза. Я неожиданно покраснел, вспомнил, как Татьяна говорила насмешливо: «Аленушка – Иванушка». Сказала она это, когда мы с Леной, двое из всего класса, получили аттестаты с медалями. Лена всегда как-то странно улыбалась мне, краснела до ушей…
Если никто больше не придет, сошлюсь на болезнь мамы, уйду домой.
– Здравствуй, Иван! – сказала Лена. – Я так и знала, что ты обязательно придешь! – И покраснела.
– Здравствуй. – Я пожал ее маленькую руку, привычно удивился и тому, какая она у нее маленькая, и тому, как вдруг может измениться от улыбки некрасивое лицо Лены, стать не то что красивым, на каким-то приятным, что ли, милым…
– Как Валентина Ивановна? – тотчас спросила она, стараясь говорить с серьезной озабоченностью и не в силах согнать улыбку с лица.
Мне и раньше всегда было откровенно-просто с Леной, поэтому я сказал то, что, возможно, никому больше не сказал бы:
– Плохо, Аленушка…
Ее глаза тотчас стали растерянно-озабоченными; так и видно было, что она искренне, изо всех сил хочет помочь мне, да не знает, как и чем.
Она отвернулась и долго молчала, только коротенькие белесые реснички у нее подрагивали, потом просто и очень по-взрослому сказала:
– Ох ты боже ж мой, до чего жалко Валентину Ивановну, до чего жалко!
Я молчал, стараясь не глядеть на школу.
– Еще в седьмом классе она поставила мне тройку по контрольной и так расстроилась, будто самой себе поставила!
На синем-синем небе было только одно облачко, похожее не то на кота, не то на мороженое, наложенное горкой-
– И я больше ни разу тройки у нее не получала, – договорила Лена.
– А чего ж это ребята-то?… – торопливо спросил я, глянул на часы: – Уже пятнадцать минут одиннадцатого!
Лена помолчала, сказала уже по-другому: – А больше, наверно, никто и не придет…
– Как так?! – изумился я.
– Ну посчитай, – сказала она, улыбаясь. – Трифонов и Грачев – на даче; Петухова, Драгунов, Витька Сапожков с Вовочкой Онегиным работают, вроде тебя, грешного; а остальные к экзаменам в вуз готовятся, их лихорадка бьет.
– Да, пожалуй, верно. – И почему-то не решился спросить, а как же Венка, ведь это его идея была тогда, еще на выпускном вечере, встретиться через месяц.
Лена чуть усмехнулась, отвела глаза:
– Ну, а Венка с Татьяной да Кеша с Нешей – те приедут, не беспокойся! Если, конечно, на юг не укатили, голубчики.
Но я-то знал, что не укатили. Три недели назад я приходил за результатом маминых анализов к отцу Венки. В конце разговора он улыбнулся:
– А Вена с Таней сидят у нас на даче, вовсю к экзаменам готовятся. И эта парочка драгоценная, бывает, к ним приезжает позаниматься, ну, Гусев с Ляминой. – Прищурился, спросил с откровенным, почти детским любопытством: – Подожди – как вы их называете?
Они с Венкой очень похожи: и рост у них одинаковый, и плечи широкие, и волосы черные, жесткие, ежиком – у Павла Павловича, правда, слегка с проседью, – и глаза одинаковые, темно-карие, и лица с крепкими скулами, и улыбки похожи, жесты, а общее впечатление – совсем разное. Венка, к примеру, никогда не спросил бы с таким детским любопытством, ему вообще будто решительно все наперед известно, очень уверенный он человек. И держится к тому же с крайним достоинством. А Павел Павлович долго и уважительно разговаривал со мной, мальчишкой, и – ни одного лишнего слова не сказал, ни одной неестественной интонации у него не было.
Читать дальше