Аркадий Пинчук: К своей звезде

Встретившись через десять лет, они оба так легко заговорили, словно расстались вчера. И не только заговорили. Они понимали все и чувствовали себя так, будто не было никакой разлуки.

– Мне бы выбраться из моего бермудского любовного треугольника, – задумчиво вздохнул Паша и спросил: – Сам будешь сажать, или…

– Или, Паша, – кивнул Ефимов.

Голубов продавил тангенту радиостанции на вторую позицию и запросил у «Целинного» разрешение на посадку.

Квадрат семь-тринадцать за то время, пока они летали за аквалангистами, заметно преобразился. Почти все палатки были сняты, группа машин вытягивалась головой к шоссейной трассе. На площадке осталась только одна палатка для обогрева авиаторов и машина-буксировщик передвижного СКП. Ни одного вертолета на стоянке не было.

Выключив двигатели, Ефимов поднялся на СКП. Он сразу все понял. Операция «Автограф» провалилась. Провалилась и Пашкина надежда на коньяк от космонавтов. У них своя программа, свои заботы.

– Давно улетели? – спросил Ефимов у Волкова.

Волков отодвинул журнал и спустился с высокого сиденья. Прокашлялся.

– И командующий, и этот, из Центра, Владислав Алексеевич, просили передать тебе, – Волков бросил короткий взгляд на стоящего в дверях Пашку, – и капитану Голубову, большое спасибо, в общем…

– Космонавты-то как?

– Тоже благодарили.

– Живые? – вставил Пашка.

– Живые, – кивнул Волков, – оклемаются.

– Ну и ладно. – Ефимова все-таки не покидало чувство досады. – Какие будут указания?

– Завтракать и отдыхать. Потом – домой.

– А сразу нельзя? – спросил Паша. – Может, мы их там перехватим?

– Нельзя, – твердо возразил Волков. – Да и зачем спешить, – уже мягче сказал он, – такая ночь была… Надо обязательно отдохнуть.

– Ладно, – согласился Пашка, – все-таки мы их ловко выловили. Я пошел заказывать праздничный стол, – засмеялся он весело. – В квадрате семь-тринадцать полный штиль: ни ветряных мельниц, ни Дон-Кихотов.

Пашка спрыгнул с металлических ступенек СКП и глухо захлопнул обитую железом дверь.

– Тебе Муравко оставил записку, – сказал Волков, потянувшись за толстым журналом. – А Гешка мой велел кланяться.

– Гешка? – обрадовался Ефимов. – Как он?

– Идет на поправку, – просветленно улыбнулся Волков.

– Во, парень! Выдержка – позавидуешь.

Волков подал сложенный вчетверо листок из блокнота. Ефимов хотел спрятать записку в карман кожанки, но увидел по продавленным сквозь бумагу буквам слово «Нина» и заволновался. Читать при Волкове было как-то неловко, а разговор оборвался на полуслове. Иван Дмитриевич понял его нетерпение.

– Читай, читай, – сказал он и стал отдавать по селектору распоряжения вспомогательным службам.

Ефимов прислонился плечом к кабельному ящику и развернул листок.

«Нина в клинике у Булатова. Будешь в Ленинграде – звони». И подпись – Муравко.

Выздоровление Нины было настолько стремительным, что врачи только разводили руками. Уже через несколько дней после первой встречи с Ефимовым ей разрешили гулять по коридору. Затем она стала сама спускаться по лестнице и поджидать его в вестибюле. Они изобретательно отыскивали тихие уголки и говорили, забывая о времени. Когда Ефимов уходил, Нина звонила ему из автомата, установленного на лестничной площадке.

Как-то Булатов пригласил ее в ординаторскую и, разложив на столе листочки с анализами и заключениями по кардиограммам, удивленно пожал плечами:

– С такими показателями, Нина Михайловна, мы просто не имеем права держать вас в клинике. Хотя по срокам…

Она сама предложила выписать ее досрочно.

– Ты ни о чем не думай, – сказала Нина Ефимову, когда они, простившись с персоналом клиники, вышли на свежий воздух. – Они верят только в нож и лекарства. А в любовь не верят. Дурачки. Природа создала человека именно для любви. Пока человек любит и любим, он защищен самой природой. Все болезни у нас от насилий над чувством.

Нина никогда не забудет, с каким радостным удивлением слушал ее Ефимов: «Кто тебе все это сказал?»

– Никто. Сама догадалась. Я никогда еще за последние пятнадцать лет не чувствовала себя так хорошо, как сейчас.

Нина не лукавила. Ей было действительно хорошо. Легко дышалось. Не проходил восторг от встречи с любимым человеком. Ни днем, ни ночью. Ей все время хотелось глядеть на него, чувствовать его тепло, прикасаться лицом к лицу, рукой к руке.

Путевку в санаторий ей выделили на июнь. А была середина мая. И они решили с Ефимовым съездить на несколько дней в Озерное.