Аркадий Пинчук: К своей звезде

– Конечно. Мне все интересно знать о твоей службе, о том, как случилось, что ты здесь оказался.

– Не думаю, что все тебе будет приятно, но я расскажу все.

Волков слушал Гешку и все время ловил себя на какой-то раздвоенности. С интересом вслушивался в рассказ сына – все случившееся казалось просто невероятным, и вместе с тем изучал нового Гешку – что стоит за его скупыми словами, такими же скупыми жестами (в детстве любил поразмахивать руками)? Чувствовал Иван Дмитриевич тревогу необъяснимую, подсознательную. Ждал – сейчас все объяснится.

«Может, он хочет упрекнуть меня, – подумал вдруг Волков, – что я виноват в его ранении? Виноват в том, что не вмешался, когда Гешку направили в Афганистан? Мог ведь вмешаться, мог уберечь от опасности».

Эта мысль отлетела так же стремительно, как и пришла. Гешка сам рвался туда, просил отца ни в коем случае не вмешиваться в его служебные дела. Какой же камень лежит на душе у сына?

– Знаешь, отец, этот летчик для меня стал богом, образцом на всю жизнь. – По волнению сына Волков понимал, что летчик, так искусно владеющий боевым вертолетом и так мужественно выполнивший свой долг по спасению товарищей, видимо, действительно достоин и таких восторженных оценок, и того, чтобы стать примером для подражания. – У меня будет к тебе просьба: найди его, поговори, попроси прощения. Ты должен, просто обязан признать свою вину.

Волков достал блокнот и шариковую ручку, удивленно повторил:

– Признать свою вину? – И спросил: – Как его фамилия?

Гешка взволнованно прокашлялся.

– Не надо записывать, – сказал он, – ты его знаешь. Это майор Ефимов.

Вот оно что… Вот, оказывается, какую кривую описала судьба, чтобы замкнуть круг. «Нет моей вины перед Ефимовым! – хотел, как обычно жестко и уверенно, сказать Иван Дмитриевич. – Я его не только предупреждал. Просил, умолял: потерпи, не высовывайся, помолчи ради дела. Ефимов не послушал никого. Сам все решил. Вот и нарвался». Это хотел сказать Волков, но вовремя понял: если скажет – потеряет уважение сына.

– Я часто вспоминал твои нравоучительные рассказы о Ефимове, – Гешка подыскивал осторожные слова, чтобы не обидеть отца, – и всякий раз думал о его поступках… как бы тебе сказать… ну, с уважением, что ли. Понимаешь, отец, с какой стороны ни посмотри – с нравственной, с гражданской, с партийной – Ефимов поступал честно, бескомпромиссно. Не думай, что я пришел к этим выводам из чувства благодарности к спасителю своему. То, что я сам увидел, и то, что ты мне рассказывал, соединилось позже, когда появилось время для спокойных размышлений.

– Считаешь меня виноватым?

– Считаю. Ты должен был защитить его. А ты ударил.

Волков почувствовал, что с трудом сдерживает раздражение: вот и дождался праведного суда, яйцо поучает курицу, сын объясняет отцу, как надо жить. Уже готов был сказать нечто в этом духе. Но увидел в глазах Гешки испуганное ожидание: поймет отец свою ошибку или будет стоять на прежней позиции?

«Какую ошибку? – хотел спросить он сына. – Никакой ошибки не было». И сразу вспомнил, как в узком кругу руководства решалась судьба Ефимова, как Александр Васильевич пытался защитить его перед командующим войсками округа, и как командующий в упор спросил Волкова: «Так виноват Ефимов в случившемся или не виноват?» И Волков, раздраженный упрямством комэска, твердо ответил: «Виноват». – «А раз виноват, – сказал командующий, – переведем его в рядовые летчики. На вертолет. Там скорости поменьше, у него будет возможность обо всем спокойно подумать».

– Только, пожалуйста, отец, – на лице Гешки на миг обозначилось насмешливое выражение, – не разговаривай со мной, как с маленьким. Там быстро взрослеют. Я видел не только свою, но и кровь своих товарищей. Если ты хотя бы не извинишься перед ним, то я, боюсь, не смогу считать тебя своим отцом.

– Послушай, – голос Волкова неожиданно сел, из горла вырвался сухой свист. Он прокашлялся и хотел продолжить: «Послушай, что ты себе позволяешь? С отцом все-таки разговариваешь…» Но Гешка предупредительно тронул его руку.

– Не надо, отец. Потом…

В палату вошла медсестра и молча положила на тумбочку сложенную вчетверо телеграмму. От командира части, где служил Гешка.

– Прочти, – попросил он Ивана Дмитриевича.

В телеграмме сообщалось о награждении лейтенанта Волкова Геннадия Ивановича медалью «За боевые заслуги». Глаза Гешки засветились неподдельным счастьем. Первая награда Родины! И какая – «За боевые заслуги»!