Николай Москвин - Конец старой школы

Странно идет Телегин. Он всегда так, даже когда был «потешным», даже на гимнастике: левая нога вперед и левая рука вперед, правая нога — правая рука. Вслед поочередно выносятся и угловатые плечи. Узкое лицо наклонено, черные глаза вбок — по родителям, по рядам. Не рассмеяться бы («Точно арестантов, впускают последними, а это — судьи!..»).

Среди учкомовцев младших классов — опально и незаконно Умялов и Брусников.

Горделиво, но не вылезая из-за спин, идет рослый Умялов. Крепко стянутый кушак — отчетливая талия, прямой пробор рассекает прижатую к плечам голову, у висков — модные бачки. От пепельных гетр шаг кажется легким, осторожным.

Торопливый Брусников будто и не на собрание идет… Он только вот догонит Круглова, что-то ему скажет, что-то передаст и уйдет. Голова набок, серые глаза рассеянно и незаинтересованно бегают по стенам, по окнам, как бы — бог с ним, с собранием!

Солидно садятся на стулья, не громыхнув, не зацепив, будто привычно — будто каждый день родительское собрание! За спиной настороженная тишина отцов и матерей, впереди — зеленое сукно стола. Из-за стола, одернув пиджак, встает Яшмаров.

— Я обращаюсь к ученическому комитету, — говорит он. — Данное собрание родителей, во всяком случае, уже обсудило вопрос о преподавании закона божьего в Реальном училище. Обсудило в положительном смысле (по рядам всколыхнулись: «Да, да, в положительном!»). Собрание родителей и родительский комитет обращаются к вам с тем, чтобы вы, как, во всяком случае, наиболее сознательная часть ученичества, помогли бы нам разъяснить среди учеников необходимость, нужность изучения закона божьего… Ни для кого не секрет, что в Реальном училище завелась вредная кучка противников закона божьего, которая мутит все училище и должна быть уничтожена… (Головы в рядах: «Да, уничтожена!») То есть не кучка, а ее, во всяком случае, вредная деятельность. Известно, что некоторые, поддавшись их тлетворному влиянию, не посещают уроков закона божьего… Родительское собрание надеется, что ученическая организация разъяснит и, во всяком случае…

Яшмаров тяжко садится на стул. Взмокшая рука в волнении касается колокольчика, но тут же быстро накрывает его, заглушает.

Из всех рядов, все головы — к учкомовцам.

Круглов смотрит на Кленовского, Кленовский — на Круглова: кто?!

И вот Кленовский неумело протирает пенсне. Пунцовый Кленовский взволнованно встает. Пенсне неловко, вкось на переносице — бабочка на ветру.

— Ученический комитет, определенно, удивлен… И ему неизвестно, почему вопрос о преподавании закона божьего решался без ученического комитета… Определенно надо сказать следующее, что если мы будем этот вопрос решать не принципиально, а говорить только об одном преподавании, то мы этот вопрос, лишенный принципиальной установки, не можем разрешить, так как принципиальное решение вопроса, может быть, укажет другое решение, в другом, но определенном смысле…

Родительский вскрик:

— О чем он говорит?!

Россыпь смеха — пристойного, солидного, взрослого смеха. Но и свои шипят около Кленовского:

— Борька, чертова кукла, яснее!..

— Чего мелешь?

Круглов встает, садится. Кленовский — на Круглова, Круглов — на Кленовского: кто ?

Еще шепот:

— Не валяйте, главное, петрушки!.. Смешно сейчас заменять Кленовского! Крой, Борька, дальше, короче, яснее. Сними, главное, пенсне к черту — мешает тебе!..

Пенсне в самом деле запотело: расплылись зеленые просторы стола. Яшмаров — черное призрачное пятно. Неловко, царапая переносицу, соскакивает пенсне. Кленовский надевает привычные очки. И вдруг: ярко блеск колокольчика, ярко — трава на солнце — стол, отчетливо — вразумительная, грузная фигура Яшмарова.

— …Я хочу сказать определенно следующее (сзади: «Не надо «определенно»!)… следующее: ученический комитет удивлен, что этот вопрос решен не принципиально, а по-казенному, то есть надо преподавать закон божий или не надо… Ученический комитет думает (в рядах слышно родительское: «Скажите, неужели «думает»!)… что надо вопрос ставить глубже — есть ли бог?..

Нестерпимо хлыстом по залу:

— Что-о-о??

Из рядов, цепляя стулья, в проход:

— Что-о-о?!

В рядах закачались вставшие. Задние:

— Сядьте! Сядьте!..

Неизвестный в белом жилете, с бахромой волос на порозовевшем черепе, стоя, грохает нагретым стулом:

— Не сяду… Пусть мне этот мальчишка повторит еще раз свой гнусный вопрос! Есть ли бог! А? Да знаешь ли ты!..