Владимир Дягилев - Весенний снег

"Больной. Больной. Боже мой!.."

Вера Михайловна долго не засыпала з этот вечер, наконец сообщила мужу:

- У Сережи губы синие.

- А руки грязные,-по обыкновению шутливо отозвался Никита. - Отмоешь все будет нормально.

- Он болен,-всхлипнула Вера Михайловна.

- Ну что ты придумала? Что придумала?!

- Даже Софья Романовна заметила.

- Дура ваша Софья Романовна. Кукушка бездетная. Вот я ей накаркаю!

Вера Михайловна задрожала плечами, и он замолк.

В таких случаях ему всегда было жаль жену, хотелось взять ее на руки, как ребенка, прикрыть своей широкой грудью от беды, унести подальше от того, что ее волнует. Но куда унесешь? От чего прикроешь?

- Так он же вроде не жалуется, - осторожно начал Никита.- И болел только свинкой.

- Контактов не было, - отозвалась Вера Михайловна. - Он же у нас почти все время один.

- Ну-у, контактов,-протянул Никита. Его всегда сбивали научные доводы своей бывшей учительницы.

Она уловила растерянность в голосе мужа и успокоила:

- Ладно. Еще ничего не ясно.

Утром к ней обратилась Марья Денисовпа, которой рассказал о ее тревогах Никита:

- Ты чо, девонька? Откуль это взяла? Да мало ли чо кто сбрехает. На каждый роток не накинешь платок.

- Худенький он, - сказала Вера Михайловна. Иначе она не могла еще объяснить свои опасения.

- А-а,-отмахнулась Марья Денисовна.-Худенький! Да вон у нас петушишка худенький, да шустрый.

А насчет болестей так Никите говорю, это ишшо ппчо не означат. Ныне все болести уколами гонят.

- Ладно, бабушка,-повторила свои слова Вера Михайловна. - Еще ничего не ясно.

В школе заметили ее бледность, беспокойство и грустный блеск в глазах. Даже директор спросил:

- Что с вами? Дома все в порядке? Ничего не скрываете?

Что она могла ответить? Сослаться на слова Софьи Романовны? Сказать об ужасном открытии? Все это выглядело бы несерьезно и бездоказательно. А других фактов у нее пока что не было.

Несколько дней и ночей Вера Михайловна проверяла себя: внимательно следила за,сыном, подолгу стояла у его кроватки, поднималась ночью и подходила к нему, прислушиваясь и приглядываясь. Один раз ей показалось, что она слышит его сердце, так оно сильно колотится. Но в тот же Миг она почувствовала усиленное биение своего сердца и подумала, что может ошибиться, что это тоже не показатель.

Но опасения ее на этот раз не проходили. Предчувствия были сильнее разума. Взрослость, отрешенность, прислушивание к себе, серьезные вопросы сына, которыми они так восхищались, - все теперь говорило Вере Михайловне о нездоровье ребенка, а не о его необычности.

Дождавшись солнечного, безветренного утра, она попросила Никиту:

- Давай-ка свозим Сереженьку в больницу. Там новый доктор прибыл. А может, на дом к Дарье Гавриловне.

- Ну давай,-согласился Никита, готовый для ее спокойствия сделать все, что она пожелает.

Мотоцикл шел мягко, плавно покачиваясь на неровностях дороги. Пыли не было. Обильная ночная роса смочила землю, и она темнела, влажно парясь на утреннем солнце. С полей несло свежей соломой и свежими парами. Лесок уже пожелтел и поредел, но все равно оживлял однообразный пейзаж. А озеро зеркально блестело и отражало единственное облачко на небе.

- Смотри, тучка на Африку похожа,-сказала Вера Михайловна сыну. Помнишь, я тебе карту показывала?

Сережа задрал голову, долго смотрел на тучку, потом возразил:

- И нет. На сердце. То, что рисуют со стрелкой.

Вера Михайловна поразилась памятливости сына, но ничего не сказала, только обняла его покрепче. Она старалась не выказывать то, что происходило в ней последнее время, а именно, что она заподозрила болезнь сына и была почти уверена в ней. Она еще не знала, какая это болезнь, но в том, что болезнь существует, не сомневалась. Конечно, ей было тяжело пережить это страшное открытие одной, но в то же время и легче, потому что страдания мужа, бабушки и родных не уменьшили бы ее терзаний, а, напротив, увеличили бы их.

"Буду терпеть до последней возможности, - внушала она себе. - А они пусть пока ничего не ведают, пусть живут спокойно".

Это решение отнимало у нее много душевных сил, но она была довольна, что ни муж, ни бабушка, ни кто другой еще ни о чем не догадываются и вроде успокоились после первой тревоги, поднятой ею.

Сейчас она косилась на загорелую шею мужа, на его крепкую спину, крутой затылок, на его спокойную посадку, такую слитную с машиной, такую надежную, и была снова почти по-девичьи влюблена в этого простого, здорового, терпеливого и добродушного человека.