Петр Северов - Последний поединок

— Верность и деньги…

— Хорошо, — сказала она. — Конечно, нам будут нужны деньги. Каждую марку нужно беречь.

Он поправил ее:

— Нет, марка — это только бумажка. Из марки нужно делать золотые кольца, дорогие часы, брошки!..

Она приласкала остатки волос на его круглой голове.

— Хозяйственник. Умница… мой…

Вечером Нелли уехала с Гедике, а шеф отправился доигрывать неоконченную партию в преферанс.

Во второй половине дня, когда, разбитый нервной горячкой, Русевич метался на прогнившем матраце, на полу, в опустевший барак вошел охранник. Он громко выкрикнул его фамилию, хотя в бараке, кроме Николая и двух еще неубранных мертвецов, не было никого. Просто охранник соблюдал лагерный устав — разговаривать с заключенными только грозно и повелительно.

— Я болен, — пытался объяснить Николай, с трудом приподнимаясь с матраца. — Послушайте, я очень болен…

Охранник подхватил Николая под мышки, поставил на ноги.

— Вот и стоишь…

Николай покачнулся. Охранник придержал его под локоть.

— Идем.

Им пришлось сделать длинный обход лагеря. Сначала они зашли в медпункт для охранников (медицинская помощь заключенным в лагере не полагалась), и удивленный врач, прочитав записку, поданную охранником, сделал Николаю укол камфоры. Он с интересом рассматривал Русевича и, наконец, не выдержав, спросил:

— Это ты и есть знаменитый вратарь?

— Я не считаю себя знаменитым.

— Но так пишет господин Гедике.

— Ему, конечно, виднее.

— Я слышал, ты еще и биллиардист? — допытывался медик.

— Откуда вы взяли? Я никому не говорил об этом…

— О, в лагере ничего нельзя утаить! Глупый ты человек, я вижу, очень глупый. Неужели с тобой возились бы вот так, как сегодня, если бы ты не был редкостным экземпляром!

Николай не понял намека. Неужели его специально готовили для какой-то потехи? Но медик и не собирался что-либо объяснять.

— Фу, какой ты грязный! — брезгливо морщась и отворачиваясь, говорил он. — А еще знаменитый.

Врач, с холеными руками и стройной спортивной фигурой, снова с интересом взглянул на Русевича.

— Я тоже любитель футбола. Но спортсмен — носитель гигиены. А ты такой грязный, что нужно вызывать прислугу и мыть скамью.

— Поверьте, доктор, — сказал Николай, — что если бы вы оказались в моем положении…

— Абсурд! — махнул тот рукой и смерил Русевича презрительным взглядом. — Я — чистый ариец, а вы, русские, — все еще дикари… Грязь, вши — неотъемлемый компонент вашего быта.

Он указал глазами на дверь. Русевич поднялся.

Затем он побывал в бане и парикмахерской. На складе, где сортировалась одежда, ему дали рабочую спецовку, старое белье, кепку, башмаки. На кухне толстый солдат-повар налил ему двойную порцию похлебки и, когда охранник отошел в сторонку, добавил хлеба. Николай изумлялся этим милостям. Хлеб он спрятал в карман, для товарищей…

Минутами Николаю казалось, что все это сон: и запах мыла, и теплая вода, льющаяся из душа, и зеркало в парикмахерской, и эта чистая рабочая спецовка, которую он только что надел. То, что сначала отразилось в зеркале, не могло быть реальностью: из освещенной стеклянной глубины на него смотрел какой-то странный старик. У него была клочковатая борода, похожая на грязную пену, горько сомкнутый рот, мучительно сведенные брови.

«Неужели, я?» — мысленно спрашивал себя Николай и двигал бровями, чтобы убедиться в этом, а старик из стеклянной глубины передразнивал его. После бритья и стрижки образ прояснился, и все же это был другой Русевич — отдаленная, исковерканная копия настоящего.

Однако сигарета — настоящая сигарета! — которую дал ему повар и которую охранник почему-то не выбил из руки Николая, о, уж это была реальность! Он медленно, с наслаждением вдыхал ее душистый и едва ощутимый дым, но спохватился, загасил огонек и бережно спрятал окурок.

Чудесное странствие по лагерю продолжалось свыше двух часов и закончилось у знакомой двери барака. Николаю казалось: сам ангел-исцелитель, в образе охранника, пришел к нему в трагические минуты, поднял его со дна ночи и сказал: живи! Но «ангел» произнес другие слова. Он угрожающе приподнял автомат и сказал устало:

— Пошел, собака, на свое место! Чертовски надоел!

Барак был еще пуст. Заключенные не вернулись с работы. Русевич отыскал свой прогнивший матрац, опустился на него и долго лежал с открытыми глазами, стараясь осмыслить все, что произошло с ним в этот необычный день, осмыслить и поверить в чудо.