Виктор Конецкий - Том 6. Третий лишний

Город пользуется неочищенной водой, которая напрямую из водозабора мелкой речки Гравийки идет в квартиры, и уже в трубах в нее добавляется тройная доза хлора! Стоит ли удивляться, что Игарка — рекордсмен края по инфекционным желудочно-кишечным заболеваниям.

В эту зиму город обеспечен теплом всего на 61 процент…

06.10. До Игарки плыть мне. И среди злых, метельных зарядов, среди вспыхивающих в свете топовых огней снежинок буду искать мыс Агапитовский, остров Давыдовский, Покинутый поселок, избы Плахино…

Сколько раз здесь хожено… Теперь уж без всяких экивоков — последний. Попрощаюсь с мысом Каменный Бык под писк сверхсовременной спутниковой станции. Надышусь табачным лоцманским дымом — один будет смолить «Стюардессу», другой — верный «Беломор», а я добавлю «Космос», чтобы соответствовать нашему веку и навигационной спутниковой станции, в устройстве которой я так ни черта и не понял… Старость. Пенсия впереди по курсу.

Не доходя Игарки, стали на якорь в очередь на погрузку.

Приехали, Витя.

«СПРАВКА. Дана члену экипажа т/х „Кингисепп“ тов. Конецкому В. В., дублеру капитана, в том, что с 13 августа 1986 г. по 06 октября 1986 г. он находился в водах полярных бассейнов и ему положен дополнительный отпуск в размере 9 /девяти/ рабочих дней. 06.10.86. п. Игарка. КМ т/х „Кингисепп“ Ю. А. Резепин».

Печать БМП ММФ СССР.

Сунул я эту последнюю бумаженцию в карман и спустился по трапу на игарский буксирчик, прошел в рубку к капитану.

Отвалили.

С «Кингисеппа» махали ручками.

Конечно, глаза чуть защипало, но я так ясно представлял себе весь путь до Красноярска, пересадки, нелетные погоды и тонны всевозможного хамства, что на долгие сантименты при прощании со своим последним в жизни судном эмоциональных сил не хватило…

Здесь конец моего дневника.

Итак, в Игарке распрощался с судном.

Третьи сутки сижу в аэропортовском бараке, жду самолет на Красноярск.

«Нет погоды».

Перестройка. Уже грохнул Чернобыль и утонул «Нахимов». Я уже в начале рейса рассказывал, как солдаты-пограничники размешивают сапожную ваксу вместе с дегтем в денатурате. Пьют и остаются живыми. Пущай наши внутренние и внешние враги тешат себя надеждой на скорую гибель России. Долго им придется ждать…

В единственном продовольственном магазинчике аэропорта висит объявление: «Сухое молоко отпускается детям до 12 лет строго по справкам». На дверях камеры хранения мелом написано: «Мест нет и не будет».

Народ в бараке валяется в четыре яруса. Сижу верхом на чемодане, как король на именинах. Духота, мат, детские рыдания, но под потолком барака мерцает телевизор. Правда, экран размером с книжку начинающего писателя, а изображение вовсе чахоточное.

Плевать мне на СМИ. Прощаюсь с Арктикой. Первый раз прошел ее тридцать три года назад. Быстро промелькнула жизнь.

Объявляют посадку. Народ тянется на взлетное поле понуро и в молчании.

И вдруг знакомый голос Беллы из далекой Москвы, из-под притолоки аэропортовского барака: Та любит твердь за тернии пути, Пыланью брызг предпочитает пыльность И скажет: «Прочь! Мне надобно пройти». И вот проходит — море расступилось…

…. Раз так пройти, а дальше — можно Стать прахом неизвестно где…

Только взлетели, обустроились поспать, вдруг объявляют: «Внеплановая посадка. Нижняя Тунгуска. Выходить всем!»

Так. Где же мы? Туруханск только что пролетели.

Садимся, еще раз просят всех покинуть самолет.

На воле тьма, тьма и еще раз тьма. Шумит тайга, шумит тайга — еще более черная, нежели небеса. И в этой тьме и черноте слышен шум могучей реки. Енисей или Нижняя Тунгуска? Один черт.

Пилоты говорят: «Шлепайте за нами след в след». Втягиваемся на какую-то прогалину. Впереди становятся видны какие-то огоньки.

Барак — столовая. Один длинный стол. Ревут пассажирские дети. Лампочки — вполнакала. Подают в алюминиевых мисках «гуляш» — остывшее сало с макаронами или макароны с застывшим салом.

Все несколько странно. Никто не ест.

Пассажиры самостийно покидают барак и бредут средь шума вековых сосен или елей — черт разберет — обратно к самолету.

У кормового люка носилки с каким-то телом под простыней. Ругань пилотов. Сквозь ругань: «Пассажиры могут занять свои места».

Мое место самое заднее. Носилки санитары вдвигают и ставят в проходе рядом. Один санитар уходит, другой остается.

Самолет рулит на взлет, санитар просит сигарету, говорю, что курить в такие моменты нельзя. Санитар посылает меня к… и объясняет, что курить будет в кабине пилотов.