Александр Золототрубов - Тревожные галсы

— Разрешите?

Скляров посмотрел на часы.

— Еще есть время...

Ночь черной казачьей буркой накрыла город. Наташа беспокойно выглядывала в окно. Сверкали молнии, и в комнату доносились глухие раскаты грома. Шторм набирал силу. Полчаса назад по местному радио сообщили, что на Баренцевом море ветер усилился, высота волн четыре-пять метров, местами выпал снег, видимость резко ухудшилась. На Северном и Норвежском морях ветер девять баллов...

Всю неделю Сергей где-то там, на корабле. Неужто на ночь нельзя и домой заскочить? Чтобы скоротать время, она снова села за книги. Завтра Наташа будет рассказывать ученикам об этом суровом крае, надо как-то увлечь их.

«Ребята, — мысленно обращалась она к ученикам, — я родилась далеко на Кубани. Село наше Зеленый Дол раскинулось в степи. У нас там хорошо. Выйдешь утром на крыльцо, поглядишь в степь, и конца ей не видно. Как море, она, наша степь, и корабли по ней ходят — стальные комбайны. А посреди площади стоит памятник партизанам, погибшим в гражданскую войну, рядом — обелиск героям, что храбро сражались с фашистами. Я люблю свой Зеленый Дол и думала, что милее его нет на свете. Но вот приехала сюда, на далекий и седой Мурман, и скажу вам, ребята, вошел он в мое сердце, как входит первая любовь...»

Нет, подумала Наташа, про любовь им говорить рано. Она скажет, что попала в чудесную страну, страну полуночного солнца, где царствует полярная ночь. Раньше Мурман называли краем непуганых птиц. Архангельский генерал-губернатор маркиз де Траверсэ писал, что здесь могли «жить два петуха да три курицы». А теперь это жемчужина Советского Заполярья, построены большие заводы, выросли города. В нашем краю сто тысяч озер. Отсюда начинается Великий Северный морской путь, и первым узнал этот путь Ломоносов. Родившись в Архангельской губернии, он с десяти лет до двенадцати рыбачил с отцом на Мурмане. Ходил Михайло сначала в зуйках, наживлял и перебирал ярусы, варил уху, чинил сети. А потом стал знаменитым на весь мир...

Мысли Наташи прервал стук в дверь. Она вскочила — Сергей! Уткнулась лицом в его шинель, да так и застыла на пороге.

— Ты совсем дома не бываешь, — тихо сказала она.

— Что, может, отставку дашь? — усмехнулся Сергей.

— Глупый...

Он снял мокрый плащ, повесил его, присел на диван. Она села напротив и пристально смотрела на мужа, будто хотела что-то разглядеть на его лице. Ей было грустно оттого, что Сергей редко приходит домой, в душе она жалела его, потому что знала: службу на корабле он любит и делать свое дело вполсилы не может. Оттого, видно, и редко приходит домой.

— Не знаю, как ты, но я по тебе очень скучаю, — призналась Наташа. — Когда сын дома, как-то легче, а теперь одна я в четырех стенах. Хотя бы позвонил, а?

Он усмехнулся, не глядя на нее:

— Откуда звонить-то? В море всю эту неделю находились.

Она с мольбой поглядела на мужа:

— Может, в отпуск поедем? Апрель на Кубани теплый, солнечный. Сейчас там весна в разгаре. Ну, чего молчишь?

Сергей сказал, что отпуск ему сейчас никто не даст — вот-вот начнутся на флоте учения и ему, минеру, дел на корабле по горло.

— И ты, пожалуйста, больше об этом разговор не веди, — нахмурился Сергей. — Скажи лучше, как там Олег?

Наташа сообщила, что вчера поздно ночью говорила с матерью по телефону. Скучает сынок, но здоров, кушает хорошо.

— Может, возьмем его сюда? — осторожно спросила Наташа. — Если в отпуск поедем осенью, то одна я совсем зачахну.

«Не зачахнешь, и нечего слезы лить», — едва не вырвалось у Сергея. Но сказал о другом:

— Ты ведь работаешь, а я на корабле? — Он заглянул в шкаф. — Где моя бритва?

Она насторожилась:

— Ты опять уходишь?

— Ухожу. Срочно, понимаешь. Я должен быть к часу ночи, а уже десять минут первого. Собери мне, пожалуйста, чемоданчик. А я пока побреюсь.

Он побрился и теперь поправлял перед зеркалом галстук. Она подошла к нему так близко, что у себя за спиной он услышал ее дыхание. Он догадался, что она хочет о чем-то его спросить, но почему-то не решается. Наконец услышал:

— Сережа, тебя Вера спрашивала.

Услышав это имя, Кесарев внезапно покраснел, в груди тяжко шевельнулось сердце. Стараясь не выдать своего волнения, которое мигом заполнило все его существо, он, не оборачиваясь, спросил:

— Когда? Она ведь уехала?..

— Вчера звонила.

— Странно... — Помолчав, добавил: — Если еще спросит обо мне, скажи, чтобы больше не звонила.

Наташа посмотрела на него с усмешкой на тонких губах, наклонила голову, отчего закачались в ушах золотые сережки. С нескрываемым упреком сказала: