Владимир Солоухин - Трость

Так, наверно, они и дошли бы до тепла, если бы не этот проклятый ветер. Женщина решила взять спутника под руку с другой стороны, чтобы немного загородиться им от ветра, и, значит, трость ему пришлось перехватить в левую руку. Он так и сделал, и теперь только Любовь Владимировна заметила его трость.

— Что это у тебя? Ты что, хромаешь?

— Да нет. Просто трость.

— Пижонство?

— Красивый мужской предмет. Носили же на протяжении веков…

— Наверно, и дорогая?

— Не то чтобы… Но конечно. Черное дерево, слоновая кость, работа…

— Выбрось ее в Неву.

Через два шага женщина остановилась, видя, что мужчина никак не отозвался на ее приказание, и повторила внятно, четко и громко:

— Выбрось ее в Неву!

— Что за фантазия, право…

— Мы не сдвинемся с этого места, пока ты не бросишь ее в Неву. Вернее, мы пойдем в разные стороны — я домой, а вы на троллейбус.

— Это каприз, любезная Любовь Владимировна.

— Хорошо, пусть каприз. Женщина имеет право на каприз. Неужели три дня, которые тебя ждут, не стоят маленького каприза? В конце концов, я ведь не требую, чтобы ты сам прыгнул в Неву.

Они действительно остановились посередине моста, и мужчина понял, что ему дано всего лишь несколько секунд на решение. Эти секунды прошли, и он опять было попробовал идти. Не тут-то было!

Нет, нет. Если не сделаешь, только в разные стороны. Боже мой, где самоотверженность, где рыцарство, где широта, где величие духа? Где юноша, прыгающий за кубком в бурлящее море? Где мужчины, летящие на турнирах с пикой наперевес и рискующие жизнью — жизнью! — ради одного только поцелуя, да что поцелуя, ради одного только ласкового взгляда избранницы своего сердца?..

В голосе Любови Владимировны слышались уже не приказывающие, а уговаривающие и даже просящие нотки. Видимо, и ей было жалко разрушить предстоящее из-за пустяка, но и отступить она не могла уже в силу характера. В ее голосе он слышал за словами, какими бы они ни были: «Ну уступи, ну что тебе стоит? Ну, я такая. Сказала по глупости, а теперь не могу. Такой характер. А ты мужчина. Никогда не унизительно и не обидно уступить женщине. Ну, пожалуйста…»

Слова между тем были совсем иными:

— Боже мой! До чего дошло дело. Не имение, не дом, не детей, не жизнь — жалкую палку мужчина жалеет бросить в реку, хотя об этом его просит женщина!

Непонятное упрямство овладело и Алексеем. Но, может быть, упрямство все-таки и было на втором месте. На первом же — ему и правда было примитивно и вульгарно жалко свою любимую трость. Не потому жалко, что она стоила денег (если бы надо было выбросить бумажные деньги, он бы не колебался), но потому, что это была красивая, редкостная вещь, старинной работы, возможно, одна такая на целом свете. И вообще жалко, и вообще что за каприз! Если потакать каждому мелкому капризу… Что, в самом деле, у него тоже характер. Взбалмошная женщина требует бессмысленной жертвы, и он должен идти у нее на поводу…

— Ну, решайся. Холодно стоять здесь на ветру. Да или нет? Идешь со мной или поворачиваешь обратно?

— Но хотя бы проводить тебя… Нельзя же бросить здесь одну в такой час. Позвольте вас проводить…

— Не позволю. Да или нет?

Алексей резко повернулся и быстро зашагал назад, к троллейбусной остановке.

Наказание пришло незамедлительно. Постояв на троллейбусной остановке и поколебавшись, Алексей бросился опять через весь мост догонять Любовь Владимировну. Ее уже нигде не было. Идти к ней домой он не посмел. Пока пытался поймать такси, развели мост. Таксист повез его отдаленными, окружными путями, надеясь, что окажутся неразведенными основные мосты. Но и они оказались разведенными. Тогда он заплатил таксисту, тот выключил мотор, и они решили в машине дожидаться утра, пока мосты не сведут и Алексей не сможет попасть в гостиницу. Такая ему выдалась ночь вместо той, которая предстояла.

Но трость была у него в руках. Раздражение на женский каприз было свежо, оно перешло даже в злость, и он жалел вовсе не о том, что находился сейчас не в ее квартире, а о том, что не находится в своей гостинице.

«Всему есть предел, — говорил он себе, — старинную, антикварную вещь — в Неву! Слуга покорный. А она просто злюка. Ну и черт с ней. Скорее бы только свели мосты. В гостиницу, в гостиницу, и выспаться в теплой сухой постели. А завтра самолетом в Москву. И никаких больше звонков, никаких встреч. У меня тоже характер…»

Прошло уже немало лет, когда за диваном, за книгами, сваленными под диван, во время поисков одной понадобившейся ему вдруг книжонки Алексей обнаружил предмет, о существовании которого не вспоминал, по крайней мере, последние три-четыре года, — прекрасную, из черного дерева трость с костяным набалдашником.