Абдурахман Абсалямов - Орлята

— Хорошо, — пообещал он, смущенно одергивая на себе суконную гимнастерку с боевым орденом и депутатским значком.

Вдруг с улицы грянуло:

Суфия-ханум отдернула половину шторки.

Проходила колонна красноармейцев с вещевыми мешками, винтовками и лыжами. На тротуарах, по обе стороны, было полно провожающих.

— Добровольцы нашей Казани, — сказала Суфия-ханум задумчиво.

Песня гремела все сильнее.

— Не могу слышать спокойно, — теребя кончики рыжих усов, задумчиво протянул Петр Ильич.

Карельские леса, незабываемые бои на севере…

С первых дней финской кампании Белозеров настойчиво добивался отправки на фронт. Он требовал, чтобы приняли во внимание его опыт борьбы с белофиннами еще в гражданскую войну. Вначале его обнадежили, а недавно сказали: «Продолжайте свою полезную работу. У Красной Армии и без вас имеется достаточно сил и людских резервов».

Это задело Петра Ильича. И, как член пленума райкома и бывший комиссар, он написал длинное заявление на имя секретаря райкома. Сегодня-то, собственно, он к пришел за ответом, но секретаря не застал.

— Пойдемте проводим их, Петр Ильич, ведь это из нашего района, — предложила Суфия-ханум.

Разговаривая с бойцами, они дошли с колонной до самого вокзала. У обоих было такое чувство, будто они провожали в холодные поля Карелии родных сыновей. Петр Ильич и Суфия-ханум, люди одного поколения и одного строя мыслей, одинаково сильно испытывали не покидавшее их неясное чувство, похожее на чувство вины. Оба хорошо знали, что такое война, и, главное, давным-давно решили про себя, что, в случае надобности, первыми возьмут оружие. И вот они остаются в тылу, а их питомцы, куда менее опытные, уезжают на фронт.

Прощаясь, Суфия-ханум и Петр Ильич понимали без слов, о чем думает каждый.

С вокзала Суфия-ханум отправилась на самое крупное предприятие в районе — на завод сельскохозяйственных машин «Серп и молот», чтобы проверить, как идет подготовка к предстоящему партийному собранию, на котором должен был стоять вопрос о культуре производства. Доклад поручили сменному мастеру механического цеха Рахиму-абзы Урманову.

В утренние часы, когда завод работал полным ходом, на третьем этаже, где находился партийный комитет, было еще тихо. Низко наклонившись над столом, молодой сухощавый человек в свитере писал с тем сосредоточенным видом, который свойствен людям, страдающим близорукостью. Это был секретарь комитета, выдвинутый недавно на партийную работу из механического цеха. Увидев Суфию-ханум, он поднялся навстречу во весь свой рост и с уважительной осторожностью сильного человека пожал ее маленькую руку.

— Кажется, помешала? К собранию готовитесь?..

— Мы вас еще вчера ожидали, товарищ Ильдарская. Все идет по намеченному плану. Можете ознакомиться, — сказал Ефимов, раскрывая папку с аккуратно подшитыми бумагами.

Суфия-ханум читала доклад старого мастера, которого уважала за огромный производственный опыт, со все возрастающим интересом. Урманов освещал вопрос всесторонне — от организации рабочего места до стиля работы мастеров и начальников цехов. Но вот она дочитала последнюю страницу, и первое ее инстинктивное движение было открыть новую. Ее не было. Чем глубже вдумывалась она в смысл прочитанного, тем отчетливее ей хотелось открыть следующую страницу.

— Вы внимательно ознакомились с докладом, товарищ Ефимов? — спросила Суфия-ханум.

— Дважды прочитал. По-моему, доклад дельный и конкретный.

Она задумчиво постукивала пальцем по настольному стеклу. Потом решительно сняла с плеч оренбургский платок и повесила на стул.

— А как вы его находите? — спросил Ефимов, правильно поняв жест Ильдарской: предстоит, мол, серьезный разговор.

— Мне кажется, в докладе товарища Урманова немало ценных и правильных мыслей, но не выделено главное…

Ефимов сразу огорчился и поглядел на Ильдарскую недоуменными круглыми глазами.

— Как вас понять?.. Мы с товарищем Урмановым почти каждый день беседовали. В докладе ясно указано, что у нас хорошо и что плохо. Общее собрание внесет в это дело еще больше ясности. Тогда мы на хороших примерах подымем весь коллектив.

— Все это так, но за что вы, как партийный работник, ухватитесь завтра же? — прервала она, добиваясь прямого ответа.

Но Ефимов, несколько поспешно решив, что нет нужды усложнять и без того ясный для него вопрос, торопился убедить в этом и Ильдарскую. Она дала ему высказаться, больше не прерывая его, потом спокойно перешла в наступление.