Абдурахман Абсалямов - Орлята

«Играете хорошо. Только не смотрите все время в зал. Про зал забудьте вовсе. Держите себя свободнее».

Таня приписала от себя:

«Чудесно! Я уже влюблена в Ильдуса — Лялю».

Вернувшись со спектакля, Суфия-ханум почувствовала, что от сердца у нее немного отлегло. В ожидании Муниры она торопилась набросать свою речь на завтрашнем партийном собрании.

Отдельные подробности, которым Суфия-ханум днем, казалось, не придавала значения, припоминались в тишине ночи с поразительной четкостью. У Акбулатова и Егорова на черных спецовках — синие воротнички. Штангели у них с секундомером и в бархатных футлярах, у других слесарей они без футляра. На тумбочке перед Акбулатовым — покрытый целлулоидом настольный кален дарь. Может быть, все это мелочи, но ведь из таких мелочей и создается культурный облик передового рабочего.

Суфия-ханум и не заметила, как вернулась Мунира.

— Ой, как я устала! — проговорила девушка, по своей давней привычке ласково потеревшись щекой о щеку матери.

— Не мудрено и устать после такого дня, — сказала Суфия-ханум, задержав руки Муниры, показавшиеся ей слишком горячими.

— Может же быть у человека такой талант! — восхищалась Мунира игрой Ляли. — Стать настоящим парнем, даже свистеть по-мальчишески. Да что я рассказываю! Ты же сама видела…

— Да, она держалась молодцом, неплохо сыграла… Но уже поздно, Мунира! Что-то не нравятся мне твои воспаленные глаза, — озабоченно сказала Суфия-ханум.

— Да, я лягу мама, спокойной ночи.

Заплетя косы и положив руки под голову, Мунира долго не могла уснуть.

Она думала о сегодняшнем вечере. Потом неожиданно вспомнилось, как недели две назад они с Лялей, Хаджар и Таней ходили на лыжах по Кабану. Они толкали друг друга в снег, подолгу смотрели на звезды, мерцавшие то зеленоватым, то голубым светом. Откуда-то появился Наиль и увел с собой Хаджар. Наиль влюблен в Хаджар, Ляля, непонятно почему, сердится на это. А Мунире смешно.

Наутро Ляля задала ей странный вопрос:

— Кто из мальчиков больше других тебе нравится? Мунира ответила:

— Все одинаково.

— Нет, нет, а кто больше?

— Не знаю.

— Тогда я скажу: Г. У.

И она, Мунира, покраснела. Еще в девятом классе Мунира стала замечать в себе какое-то новое отношение к Урманову. Уже не раз она ловила себя на том, что стеснялась этого невнятного, едва ощутимого чувства, стараясь скрыть его от своих самых близких подруг — Тани, Ляли, Хаджар, от матери, хотя во всем другом была с ней совершенно откровенна, и даже от самой себя. Но хотя Мунира на людях и задирала Галима и иногда не прочь была даже показать свое пренебрежение к нему, все же, оказывается, от друзей ничего не утаишь.

Ляля раскрыла самые тайные ее мысли. Но Муниру Лялины слова почему-то не задели, наоборот, даже доставили какую-то радость. Вчера, когда Галим не пожелал ее выслушать, посчитаться с ее мнением, он и не подозревал, как глубоко обидел ее, — ведь она так волновалась из-за того, что против него ополчился весь класс.

Вдруг в памяти всплыл Кашиф Шамгунов, который тоже был сегодня на вечере. Кашиф служил в банке и доводился ей дальним родственником. Он прямо-таки весь сиял от самодовольства, блестели даже его явно подвитые волосы, его наполированные ногти. Как смешно, когда мужчина усиленно следит за своей внешностью!

Мунира недолюбливала Кашифа, но все же пригласила на вечер. Уж очень он просил ее об этом. А тут еще Галим поссорился с ней.

Девочки говорят, что у Кашифа красивые глаза. Что из того! Мунире не правится их выражение… Совсем как у кота, слизавшего с молока сливки… Нужно же было звать на вечер этакого салам-турхана! [3] Чучело соломенное. Подумаешь, хотела сделать неприятное Галиму, а его на вечере-то и не было.

«Галим… нет, не стоит и думать о нем. Мальчишка — и все…» И что это ей не спится? Она встала, накинула халат. Взгляд ее упал на портрет отца, с тремя шпалами в петлицах гимнастерки и боевыми орденами Как жаль, что его не было на их торжественном вечере. Где-то он сейчас? «Папа, родной, милый, я очень боюсь за тебя».

Мунира уже полгода не видела отца. Когда-то он водил ее в тир, учил стрелять из пневматического ружья, вместе они скакали верхом в манеже, плавали на Волге баттерфляем и брассом. А как любила она ходить с ним на лыжах! Да, если отец скоро не приедет в Казань, она поедет к нему. Как только получит аттестат.

Мысли о Галиме, об отце переполнили душу Муниры, и она, сама не понимая отчего, заплакала.