Иосиф Ликстанов - Безымянная слава

Бросая в чемодан как придется одежду, белье, какие-то книги, Степан наконец-то почувствовал, как тяжелы были для него короткие минуты объяснения с Марусей. «Иначе нельзя, нельзя, — думал он, невольно прислушиваясь и страшась тишины, наступившей в доме. — Это жестоко, очень жестоко, но иначе нельзя…» Но сердце его ныло все сильнее, он чувствовал, что следом за только что принятым решением идет тоскливое сожаление, раскаяние. Ведь не было, не осталось в сердце ни одной капли, ни одной искорки надежды на встречу с Аней, а он, безумный, все же прошел мимо любви, тянувшейся к нему так жадно, прошел в холодную, темную пустоту мимо человека, для которого он был счастьем, возле которого он, может быть, тоже нашел бы счастье. Подумалось: «Стерпится — слюбится. Разве я знаю, как все может случиться! — И тут же, возмущенный этой трусливой, недостойной и унизительной уступчивостью, закрыл чемодан, пробормотав: — Униженно припадая к стопам, да? К стопам обстоятельств? Ведь не люблю же я ее и не полюблю, зачем же мучить и ее и себя?» Но вздрогнуло, сильно и радостно вздрогнуло сердце, когда в дверь постучали. Это она, любящая, вернулась, чтобы против его воли стать между ним и пустотой, безнадежностью, одиночеством. И разве это не счастье? Разве не счастье владеть любящим сердцем?

Нет, это постучала соседка, пожилая женщина, помогавшая Раисе Павловне по хозяйству.

— Степа, Маруська велела вам сказать, что она будет жить у санитарки Трофимчук, на Слободке. — Женщина добавила оторопевшим тоном, как видно недоумевая, не понимая, что произошло между молодыми людьми и какой смысл имеют слова, которые она говорит по просьбе Маруси: — Степа, Маруська велела вам не уходить из дома… И чтобы вы позавтракали сами… А если вы пошлете, так я добегу до Маруськи…

— Спасибо, — ответил он.

Посланница Маруси еще немного постояла у двери и ушла… Он засунул чемодан под кровать, остановился посредине комнаты и задумался. Как понятно было это бегство Маруси! Удержать его дома, в надежде, что сердце может еще смягчиться, что на смену одному решению придет другое, что он позовет ее, умеющую терпеливо ждать…

Снова тишина, снова одиночество, но теперь уже полное, безграничное, на тысячу верст в любую сторону, — иди, шагай… Оставляя за собой двери открытыми, он побрел на пляж, вернулся, вынул из кармана возвращенные письма, бросил их на стол и сел, как присаживаются на минуту перед дорогой. Все-таки надо уходить, надо уходить отсюда навсегда и далеко. Сегодня же он договорится с Дробышевым, чтобы они приготовились к переезду в этот дом, который им так понравился, а сам переедет в гостиницу, чтобы чувствовать живых людей за стеной, чтобы слышать шум и голоса улицы.

Ближе к полудню Степан позвонил в редакцию Дробышеву.

— Очень кстати! — обрадовался Владимир Иванович. — Ваш звонок прервал ругательскую нотацию по поводу прошлогоднего снега, которую мне вот уже полчаса читает Тамара Александровна. Спасибо. Я получил с утренней почтой письмо от Наумова. На днях в Москве решился его вопрос о переходе в газету на Урале. Он пишет, что вышлет вам подъемные, как только приедет к месту работы. Сейчас он уже, вероятно, добрался до Урала… Поверьте, Киреев, что я сообщаю вам все это без всякой радости. Когда уходит хороший работник — уходит не только он, но и его влияние на слабеньких… Так-то, мой дорогой… Правда, Наумов, кажется, нашел для «Маяка» двух московских журналистов, из средних.

— Хорошо, что работники найдены, и особенно хорошо, что в «Маяке» будут работать Мишук и Комарова, — сказал Степан не без чувства ревности. — Все устраивается к общему благополучию.

— Да, более или менее и скорее менее, чем более… Жаль, чертовски жаль, что вы уже отрезанный ломоть!

— Теперь, Владимир Иванович, нужно решить некоторые вопросы в связи с моим отъездом. Хочу продать лишнее, то есть почти все, что есть в доме, поскорее освободить для вас место. Надеюсь, вы не передумали переехать в мою нынешнюю квартиру?

В трубке послышался голос Тамары Александровны:

— Не передумали и не передумаем… Это я, Степан Федорович, здравствуйте! Простите, что я забрала у Володьки трубку. Итак, жребий брошен?

— Да… я уже готовлюсь в путь-дорогу. Надо отобрать все, что нужно сбросить с рук.

— Зачем вы так спешите? Мне кажется, что лучше было бы немного подождать.

— Ждать нечего, Тамара Александровна. Нечего и некого.

— Вы думаете?.. Но, может быть, ваша девушка…