Сергей Антонов - Овраги

Работа оказалась пыльная, грязная и, главное, муторная. Старая, стасканная невесть откуда мятая жесть требовала большой сноровки, от неловкого удара шов расходился, после первой шпаклевки отцу пришлось все переделывать; он накладывал замазку и ругался:

— Кровь из носу, а чтобы через пять дней все было покрашено.

Домой Митя вернулся поздно вечером. Мама скорбно глядела на сатин.

При папе она через силу радовалась, а Мити не стеснялась. «Наверное, — думал он, — материал слишком дорогой. Наверное, мама стыдится надевать на себя эту красоту, опасается огорчать окружающих. Она и Нюру учила: „Не хвастай на зависть, а хвастай на радость“».

Стукнула дверь в коридоре. Вернулся папа, возбужденный и немного растерянный.

— Чего еще? — спросила Клаша.

— Сейчас увидишь. Еще премию выдали. Гляди, Митька, какая игрушка.

Он выложил на стол вороненый наган и высыпал горсть тупоносых патронов.

— А вот и приклад. Теперь никакая Магдалина Аркадьевна не страшна! Э-э нет, Митя! Руками не хватать! Заряжено!

— Куда еще тебя? — Клаша насторожилась.

— В заградительный отряд. Командировка. Начальник заградительного отряда.

Клаша грузно села.

— Да ты не переживай. Дней на пять от силы. Не один я еду. Кулаков ловить. Чтобы хлеб не увозили. Вот он, мандат, если не веришь.

— Можно, папа, и я с тобой? — спросил Митя.

— А у тебя наган есть?

— У меня пугач.

— Тогда дома сиди. Мамку пугай… Клаша, собери чего-нибудь пожевать на первое время. К шести утра.

Роман Гаврилович не приехал ни через пять дней, ни через десять. И Митя храбро принялся красить кожуха в одиночку. Вскоре он перешел на упрощенную технологию: сперва прекратил выправлять неровности, затем отменил очистку ржавчины (она и так отваливалась), потом сэкономил время на шпаклевке, и после пятнадцатого кожуха ему показалась достаточной одна-единственная операция — окраска. Увеличив производительность труда примерно на триста процентов, Митя закончил окраску с такой быстротой, что проницательная мама ничего не заметила. Спросила только: «Что это от тебя скипидаром воняет?» — и побежала в кухню, так что ответа придумывать не пришлось.

И все-таки Митя с возрастающим нетерпением ждал отца. Каждую минуту мама могла обнаружить секретный товар.

Беда пришла с другой стороны.

Однажды вечером, когда Митя решал задачку, в комнату вошел невысокий молодой человек в пижонской кепке и, глядя в ноги, спросил мастера Романа Гавриловича. Митя вздрогнул. Мама объяснила, что Роман Гаврилович находится на оперативном задании и, когда прибудет, неизвестно. Молодой человек топтался, не уходил. На свинцово-бледном лице его, особенно под носом, темнели следы металлической пыли. Он был робок, говорил тихо.

— А вы чей будете? — спросила Клаша.

На бледном носу его выступил пот. Вдруг задумался, пошарил по карманам и вытащил грязное удостоверение личности.

— Я Черепанов. Мне товар велели забрать. Черепанов я. Саша. Меня Роман Гаврилович знает.

Клаша удостоверение не взяла. Очень оно было замызганное.

— Какой товар? — спросила она.

Черепанов снова ударился в размышления и на повторный вопрос ответил тихо-тихо:

— Не знаю. Скавронов велел забрать.

Все трое встревожились. Саша оттого, что открыл недозволенную карту. Клаша оттого, что не понимала, какой товар, а Митя, наоборот, оттого, что о товаре ему слишком много было известно.

— Проходите, Саша, не стесняйтесь… Митя, убери тетради… Саша, садитесь с нами чаевничать.

— Нет, спасибо, — проговорил Саша, но к столу сел.

На днях стали отоваривать карточки за сентябрь.

У Клаши появились сыр и французская булка. Она сделала четыре бутерброда и разлила чай. Хотя у Сашиной кружки была ручка, он взял ее обеими руками за бока.

— Вам сколько лет, Саша? — спросил Митя.

Он задумался, на этот раз ненадолго, ответил:

— Восемнадцатый, — и посмотрел искоса на Клашу, поверила ли.

— В железнодорожных мастерских работаете? — спросила она.

— В мастерских. У Романа Гавриловича. Слесарь.

— Берите бутерброд.

— Не хочу, спасибо.

Клаша отвернулась. Он взял самый большой и проглотил в три укуса. Осмелев, съел второй, потом третий. Уничтожил бы, наверное, и четвертый, если бы Митя не перехватил.

Во время чаепития Клаша без труда выведала всю его несложную биографию. Отец — инвалид. Мать сбежала с нэпачом. Вся жизнь Саши состояла в поисках: в поисках пропитания и в поисках пьяного отца. Рассказывал он нудно; как только тарелка с бутербродами опустела, Митя выскользнул из-за стола и ушел во двор.