Геннадий Скобликов - Старослободские повести

Это высокое поле и лежащая неподалеку Кленовая роща, к которой вела обсаженная деревьями дорога, обычно смотрелись из деревни тем краем земли, за которым лежало что-то неизвестное — и необязательное, чтоб о нем надо знать. Там, дома, их деревня всегда была самой главной, потому что она лежала в самом центре мира, какой ежедневно видела Варя, — а все другие деревни были где-то там, в стороне, на краю, и она, Варя, не раз с сожалением думала о тех неизвестных ей людях, что живут в этих других деревнях, которые на краю. Теперь, с этого высокого поля, она видела вокруг себя: за полями, логами и просторным болотом слева вдоль речки — целый десяток деревень и хуторов, дальние белые церкви и ветряные мельницы, каких не было в ее деревне, купы высоких деревьев на железнодорожной станции, откуда донесся привычный в эту пору дня гудок пассажирского поезда (теперь отозвавшийся в душе Вари каким-то новым, щемящим чувством... может, и потому, что она никогда еще не была на этой станции, ни разу не видела этого поезда); но самое неожиданное было вот это: ее родная деревня с серыми соломенными крышами и редкими вишневыми садами... уже не смотрелась главной, а лежала как одна из многих на этом широком и, наверное, бескрайнем просторе.

Вот этот-то земной простор и обрадовал, и удивил, и испугал ее своей реальной необозримостью. Ничем не защищенная, открытая для всего ее душа взволновалась от живого и чем-то мучительного ощущения этого простора, этой бесконечности земли, этого множества деревень... и городов, которых она не видела никогда, но знает, что они есть, с чужими для нее людьми. И она, маленькая Варя, испугалась этого простора. Может, и потому испугалась, что откуда-то уже знала, что ей никогда не охватить и не вобрать в себя всех этих близких и дальних полей, лесов, болот и лугов, еле видимых в сизой полуденной дали незнакомых деревень и хуторов, никогда не узнать всех живущих в них людей, как знает она своих деревенских, — а те чужие никогда не узнают о ней...

Ей было и растерянно, и непонятно отчего страшно, и обидно; и в то же время в глубине души проснулась жажда охватить, вобрать в себя все-все, что она видит: все исходить, все увидеть вблизи своими глазами, чтоб другие тоже увидели, что есть и она, есть на свете такая девочка Варя.

Рожь кончилась, и Варя свернула на старую Большую дорогу, прямую и широкую, обрамленную с обеих сторон насыпными валами, обсаженную грушами, яблонями и боярышником. Дорога уходила в даль под уклон — прямая, просторная и пустынная, и ей, Варе, казалось, что, кроме нее, уже давно никто не ходил по этой дороге и что свежие ряды сена по ее обочинам скошены какими-то чужими людьми; громкий стрёкот сорок, перелетавших впереди нее с куста на куст, только подчеркивал тишину и тревожную настороженность мира вокруг Вари.

Справа, за узким полем, такой же тревожной тишиной молчала густая Кленовая роща. Слева, за полосой паров, начинался огромной лог, густо поросший разнолесьем, он вел к Святому лесу, знаменитому и страшному тем, что в нем, говорили, были волчьи логова. А сама дорога постепенно опускалась к речке, где ее как бы встречала ровная аллея акаций, и вела к тому месту на взгорье у излуки реки, где, говорят, еще недавно стояла красивая белая церковь, разобранная потом на кирпичи, и где еще сохранились склепы бывших богачей Чупятовых: люди говорили, что в этих склепах на покойниках есть золотые кресты и разные драгоценности, но откапывать их нельзя, потому что это грех.

Безлюдье и тишина, тревожная трескотня сорок, вспомнившиеся склепы... Варьку-Варюху одолел давно подкрадывавшийся страх, и она теперь не только забыла о недавнем желании незаметно подкрасться к отцу, а боялась, что вообще не найдет его, потому что она подошла уже к возвышавшемуся тут над всем высокому и могучему Большому дубу, стоявшему около дороги, откуда слева за голым склоном виден был край выкошенного болота, а отца все не было, — звать же его в этой тишине было страшновато.

Отец сам вышел ей навстречу, конечно удивился, что она одна пришла к нему в такую даль, и она была горда собой. И опять ей стало спокойно и хорошо.

Отец приготовил для нее большой пук дикой смородины. Черных ягод на ветках было еще мало, больше зеленые и розовые, но они были крупные и вкусные. И Варя, усевшись рядом с отцом на траве в тени под дубом, стала объедать одну ветку за другой. А отец разложил снедь и, спросив, не проголодалась ли она, принялся за обед: молодая картошка с зеленым луком, круто сваренные яйца, молоко в зеленой литровой бутылке.