Осколки бомб продырявили газопровод в нескольких местах. Троих ранило. Валя металась от одного к другому, делала перевязки. Раненые беспрерывно просили пить — теплая вода не утоляла их жажду. Возле раненого в горло, захлебывавшегося собственной кровью, сидели его товарищи с виноватым видом людей, которые ничем не могут помочь. Вскоре он умер, и его отнесли в дальний конец газопровода.
Конструкторы сталеплавильной секции Уральского отделения «Гипростали», которыми руководил Крайнев, работали с утра до ночи. Ко дню освобождения Донбасса предстояло закончить проект восстановления второй очереди мартеновского цеха. Задание было очень сложным — в габариты старых печей предстояло вписать печи новейших конструкций удвоенной, по сравнению со старыми, производительности.
Все необходимое для восстановления первой очереди — одной доменной печи, двух мартеновских и рельсобалочного стана — было изготовлено, сложено на складе оборудования и ожидало отправки на Юг. В заводском тупике стоял только что смонтированный энергопоезд — вагоны с дизелем, динамо-машиной, распределительным щитом, который должен был дать первый ток для компрессоров, сварочных аппаратов и освещения цехов.
После длительного затишья на фронте, наступившего в марте в результате контрнаступления немцев в районе Донбасс — Харьков, завязались бои южнее Изюма и юго-западнее Ворошиловграда. 20 июля наши войска форсировали реки Северный Донец и Миус. С этого дня конструкторы начали работать и по ночам, и Крайнев уходил с завода только на несколько часов.
Вадимка теперь почти не видел отца.
— Пусть понемногу отвыкает, — сказал как-то Сергей Петрович Елене. — Я поеду пока один, его заберу позже, когда наладится жизнь.
— Старый уговор в силе, — предупредила его Елена. — Заберете только тогда, когда у нас появится свой.
— Этого, кажется, ждать не так уж долго, — заключил Крайнев, украдкой взглянув на пополневшую талию Елены.
Она смущенно улыбнулась, блеснув полными счастья глазами.
По сводкам трудно было судить о точном местонахождении наших войск в Донбассе, но в газетных статьях проскальзывали иногда названия освобожденных шахтерских городов — Красный Луч, Чистяково, Снежное.
Поток заявлений о расчете снова захлестнул директора.
Дмитрюк достал из своей записной книжки заявление, которое носил еще с весны, и, переправив дату, положил на стол перед Макаровым. Василий Николаевич, не говоря ни слова, наложил на него резолюцию. Старик тепло поблагодарил его и проковылял в отдел кадров. Там рассмеялись и отдали заявление обратно. На нем, оказывается, было написано: «Оформить расчет, как только будет освобожден Донбасс».
Дмитрюк разобиделся, но, поразмыслив, решил, что злится напрасно. Он собирался в дорогу не один — вместо с ним решил уехать Петя, — и нельзя было подвергать мальчика опасности поездки в прифронтовую зону.
Двадцать четвертого августа, услышав по радио, что наши войска заняли станцию Донецко-Амвросиевку, Крайнев послал телеграмму наркому. Быстрого ответа он не ждал — телеграмма могла застрять в аппарате.
На третий день его вызвал к себе Ротов.
— Как с проектом восстановления вашего цеха? — сухо спросил он.
Сухость была деланной. От Гаевого Ротов давно слышал историю этого человека, поставленного войной в необычайные условия, и давно проникся к нему уважением.
— В основном проект закончен, товарищ директор, — так же сухо отрапортовал Крайнев. — Остается его утвердить.
— В Донбасс торопитесь, на помидоры, — шутливо бросил ему Ротов и протянул телеграмму наркома.
Она была написана в категорической форме: «Приказываю немедленно откомандировать инженера Крайнева Сергея Петровича в Москву в распоряжение наркомата».
Когда Крайнев взял эту телеграмму с резолюцией о немедленном расчете и взглянул на Ротова, он увидел добрые, теплые глаза.
— Желаю вам всяческих успехов, Сергей Петрович, — сказал Ротов, протягивая свою широкопалую руку. — Молодец вы большой. Не хочется, право, с вами расставаться, хотя по-дружески мы ни разу так и не поговорили.
Крайнев вышел из кабинета, внезапно изменив мнение о директоре.
Полковник не знал, что ему делать с человеком в штатской одежде, в простой рабочей кепке, закапанной машинным маслом, но с партизанской медалью и боевым орденом на груди. Документ, предъявленный им, требовал от воинских частей оказания всемерной помощи и всяческого содействия. И все же полковник не решался выполнить просьбу этого уполномоченного Наркомата металлургической промышленности разрешить ему пойти в бой за город рядовым.
Читать дальше