Василий Шульгин - Письма к русским эмигрантам

Ярослейф Вальдемарович, иначе Ярослав Володимирович, вошел в историю с прозванием «Мудрый».

Быть может, потому, что он построил в Киеве замечательный собор, оконченный в 1038 году, в честь святой Софии, а слово «София» по-гречески означает «мудрость».

Ярослав умер в 1054 году. Я любил приходить сюда в часы, когда в Софийском соборе было тихо и пусто. Гробница была наглухо закрыта крышкой тяжелой, как тысяча лет. И мне не хотелось ее открыть. Лежит ли там прах мудрого Ярослава или гроб пуст? Я не стремился это проверить. Но в XX веке Софийский собор был объявлен музеем, и торжествующая наука вошла в этот храм. Гробницу Ярослава вскрыли. Гроб не оказался пустым. В нем нашли останки человеческие.

После тщательных исследований пришли к выводу: скелет, обнаруженный в гробнице Ярославовой, действительно относится к останкам великого князя Ярослава Киевского, скончавшегося в 1054 году.

Как пришли к такому заключению? Путем тщательного изучения письменных документов. Летописи сохранили несколько происшествий из жизни Ярослава, например его ранение. Травматические повреждения должны были вызвать известную деформацию на костях. И эти следы на скелете, найденном в гробнице Ярослава, оказались налицо.

Когда было признано, что в гробнице действительно находятся останки Ярослава, наука захотела по возможности восстановить и его внешний образ. Возможности к этому были. Искусство реставрации за последнее время шагнуло далеко вперед. Ученые и художники этой специальности по черепам восстанавливают лица. И они воскресили образ Ярослава, каким он должен был быть при жизни. Тогда останки его вложили обратно в гробницу, где они лежали 900 лет.

Софийский храм превращен в музей. Будем говорить о том, как сохраняется эта древнейшая русская реликвия.

Невесело, конечно, было войти в алтарь храма тому, кто помнит благоговейное служение в Софийском кафедральном соборе, и видеть престол обнаженным от золотых риз, т. е. тяжелую каменную глыбу из серого цемента. Здесь в течение веков совершалось таинство бескровной жертвы в память кровавой расправы, учиненной над безвинным и добровольным страдальцем. Но надо стряхнуть с себя гипноз золотой роскоши, в которую позднейшая церковь закутала евангельскую простоту. То, что совершено было без малого 2000 лет тому назад, настолько ужасно, что не драгоценная парча, а вот такой серый, бездушный камень, не ведающий сострадания, должен быть подножием Голгофы.

Эта мысль меня утешила, но безутешен я был в том, что окружающие стены храма безмолвны. Они не отражают сейчас поистине райских звуков, рождавшихся здесь в то время, когда я был молод. Никогда я не слышал и, вероятно, не услышу хора, подобного знаменитому хору Калишевского, певшему здесь, в Софийском соборе.

Известно повествование Нестора-Летописца о том, как была выбрана новая вера для Руси язычником киевским князем Владимиром, отцом Ярослава. Послы Владимира побывали всюду и в Царьграде (нынешнем Стамбуле) тоже. Вернувшись в Киев, они сказали Владимиру

— Когда мы там были у них в храме и слышали, как они воспевают своего бога, то не знали, на земле ли мы еще или уже на небе…

Так рассказывает Нестор о звуках, рождавшихся в Царьградском храме в X веке нашей эры.

Но это только красивая легенда! — так нам казалось. Однако в XIX столетии в Киев приехали не безымянные послы Владимира, а очень известный и даже знаменитый музыкант Петр Ильич Чайковский. Он был поражен резонансом Софийского собора. И говорят следующее:

Он, Чайковский, силился в одной из своих опер («Пиковая дама») передать мистические песнопения, предшествующие появлению мертвой графини (сцена в казарме). И будто бы Чайковский вдохновлялся при этом звуками, слышанными им в Софийском соборе во время панихиды. Это были звуки неземные, звуки с того света.

— И не знали мы, на земле ли мы еще или уже на небе…

Происшедшее в X веке в Царьграде повторилось в XIX веке в Киеве, быть может, это не совпадение. Дело в том, что Киевская София построена в подражание Царьградской и при участии греческих мастеров. Они, быть может, приложили при постройке свои веками добытые таинственные знания.

Чайковскому, разумеется, не удалось разгадать тайны Софийского собора. Он был музыкант, а не ученый зодчий и не археолог. К разгадке этой тайны вплотную подошел XX век. Ученые, которым поручено было быть хранителями музея «Софийский собор», отнеслись к своей задаче любовно. И они, выстукав стены, как врач сердце, открыли в разных частях собора замуравленные глиняные сосуды, служившие резонаторами. Так через тысячу лет древний храм открыл свою тайну.