И, встав с земли, он пошел прочь и, оглянувшись, помахал рукой голове Бонифаса, которая глядела ему вслед.

И Рабле сошел с холма и выбрался на дорогу.
Свободно протекает река в своих илистых берегах.
Неприхотливый обыватель переходит ее вброд, закатав штаны выше колен. Мычание коров, ржание лошадей, блеяние овец. По дороге солдат гонит стадо, которое разбредается и норовит остановиться, чтобы дорогой пощипать траву.
И так, идя по пыльной дороге, Рабле приблизился к деревне, что лежала у подножия угрюмого замка.
И когда он подошел поближе, он увидел, что к нему опять движется группа людей.
Рабле остановился, люди подошли поближе.
— Господин, если вы священник, то пойдемте с нами, — сказал крестьянин.
— Зачем? — недоверчиво спросил Рабле.
— В деревне очень нужен священник, а наш вчера умер, некому отпевать. Идемте скорее.
— А вы меня на руках носить не будете? — спросил Рабле. — Я этого не люблю.
— Идемте, господин кюре, — сказал крестьянин, и все тронулись к деревне.
Дырявые соломенные крыши. Окна, заткнутые соломой. Закопченная дверь. Дом виллана.
Трактир при дороге, прислонившийся к стене башни.
Украшает пейзаж виселица с веревкой, закинутой на перекладину. На ней сидит ворона.
Вилланы ведут Рабле прямо к трактиру, откуда раздаются крики.
— Отпевать покойника — дело веселое, — говорит Рабле. — Но зачем же сразу в трактир?
— У трактирщика дочь умерла, — отвечают вилланы. — Третий день священника ищем.
— Ну-ну, я не знал… — говорит Рабле.
И они подходят к дверям.
— Вот хозяин, мы тебе священника привели, — сказал виллан.
Горят свечи. Стоит открытый гроб. В гробу лежит девушка, скрестив руки на груди. Букетики маргариток у ее лица и в ногах.
Плачущие женщины.
Рабле подходит к гробу и смотрит на мертвую девушку, которая лежит, как живая.
— Она у вас красавица была, — говорит он, помолчав, и женщины начинают всхлипывать.
— Отчего она умерла? — спрашивает он.
— Господин барон собирал налоги, — отвечает трактирщик. — Латники ее напугали… Как стали ее тащить, так она и упала мертвая.
— Дворянская ласка, — сказал Рабле.
— А теперь нужно платить налог за похороны, — сказал хозяин.
— Та-ак… — сказал Рабле и замолчал, глядя на девушку.
Рабле подошел совсем близко и наклонился к самому ее лицу. Он взял ее за руку и припал головой к ее груди и так застыл.
Крестьяне переглянулись.
— Святой отец, — сказал хозяин. — Пора кончать… Скоро вечерний колокол. Похоронить не успеем.
Рабле поднялся и оглядел всех.
— Дело в том, — сказал он глухо, — Дело в том… что она живая…
Крестьяне ошеломленно молчат.
— Не надо шутить, святой отец… Мы люди бедные, но не надо шутить, — сказал хозяин, и крестьяне угрюмо
заволновались.
— Я не шучу, друзья, — сказал Рабле, глядя в неподвижные лица. — Это такая болезнь… Это сон. Летаргический называется по-латыни.
Все молчат.
— Я знала!.. — закричала мать, — Я знала!.. Она спит! Она спит, доченька моя! Она не умерла!
— Да-да, она спит.
— Как же так? — спросил хозяин, — Она же мертвая… Три дня уже лежит…
— Она спит! Она спит! — кричит мать. — Святой отец знает!
— Что же теперь делать? — спрашивает хозяин.
— Теперь надо ждать… Может быть, дни, а может быть, недели.
— Недели?! — зашевелились крестьяне и двинулись к гробу.
— Недели! — закричала мать. — А что ж такого?.. Уходите все… Кто подойдет к дочке моей — глаза выцарапаю!..
— Никогда такого не бывало, — сказал хозяин. — Что теперь господину барону говорить…
Жилые комнаты замка угрюмы и мрачны, как темницы.
Узкие длинные окна прорезаны в трехаршинной стене. Толстые железные решетки едва пропускают свет. Сводчатые потолки да некрашеные стены из дикого камня, холод, сырость, полумрак длинных коридоров, в которых летучие мыши пролетают над головой, потревоженные светом факелов, — вот цена военной безопасности хозяина этого замка.
По коридору идет Рабле, сопровождаемый бароном. Это старый человек на тощих ногах, на голове у него ржавый подшлемник. Слуги несут факелы.
— К черту! — громко говорит барон. — К черту! — и эхо скачет по переходам. — Умерла, значит, умерла, и надо хоронить… Эти скоты всегда увиливают от налогов.
— Ее нельзя хоронить, господин барон. Она жива.
— Уходите, святой отец, и не путайтесь в наши дела! Не то, клянусь богородицей, я брошу вас в подвал.
Читать дальше